– Благодарю.
Государь отложил газету и принялся за пшенную кашу.
– Вы бывали в Сибири, мичман?
– Никак нет, Ваше Величество!
– А мне вот довелось, еще в прошлом веке. Еще и Транссиба не было.
– Транссиб построен под высочайшим руководством и покровительством Вашего Величества!
Зачем я это сказал?
– Благодарю, я помню, – улыбнулся Государь.
Доктор Боткин усмехнулся. Я почувствовал себя дураком и принялся за кашу, стараясь не торопиться, – очень хотелось есть. Вообще, я заметил некоторую пренебрежительность доктора по отношению к нам, офицерам. За все время побега он сказал нам всего несколько слов, без которых уж никак невозможно было обойтись. Я относил это на счет превратностей и волнений пути, утомительных для его возраста, хотя он был немногим старше Государя, чувствовавшего себя не в пример бодрее. Приходилось признать, невзлюбил нашу четверку лейб-медик почему-то.
– Уж не думал, что второй раз приведется побывать в Сибири, – сказал Государь.
– Леонид, вы намерены проводить нас до самого Владивостока? – спросила Государыня.
– Куда прикажете! Хоть на край света, Ваше Величество!
– Как хорошо! А как настроены ваши товарищи?
– Так же, разумеется. Мы все в полном распоряжении Вашего Величества и Его Величества Государя …
– Это благородно! Я надеюсь на вас … на всех наших защитников, но в особенности на вас, мичман.
Государь доел кашу и снова взялся за газету в ожидании чая. Я посмотрел на Государыню, встретился с ее взглядом и отвернулся.
– Вы ведь не оставите нас?
– Я?
Признаться, я растерялся. Что ж это – Государыня надеется на меня одного? Почему на меня? Она не сводила с меня глаз, и Алексей тоже простодушно меня разглядывал, почесывая за ухом свою собаку.
– Я … Ваше Величество, как можно! Я с Вашими Величествами до последнего моего вздоха!
– Благодарю вас, Леонид, – сказала Государыня просто, но с такой сердечной теплотой… – Как хорошо, что именно вы оказались нашим спасителем.
– Не я один …
– О да, разумеется! Я имею в виду, хорошо, что мы вас знаем так давно и вы оказались среди наших спасителей. Георгиевский кавалер … Вы всегда желанный гость в нашей семье. Рассказывайте о любых возникающих обстоятельствах. Знаете, в пути всякое может случиться …
– Все что могу, Ваше Величество!
– В любую минуту обращайтесь прямо ко мне. Всегда рада поговорить с вами.
– Честь для меня, Ваше Величество!
Государыня снова улыбнулась мне. Доктор Боткин пил чай, рассеянно глядя в окно. Алексей медленно водил пальцем по столу. Государь прочел вслух из газеты:
– Томская городская управа сообщает: «В зале дворянского собрания состоится благотворительный бал, все средства от которого пойдут на медикаменты и обмундирование нашим воинам-добровольцам». Господи, что они делают?
Я понял, что пора откланяться.
– Ваше Величество, благодарю, – сказал я Государыне, вставая, и обратился к Государю: – Ваше Величество, разрешите идти?
Государь поднял глаза от газеты и кивнул:
– Вы заходите к нам, мичман, не забывайте.
Я вышел.
Что это значит? Государыня говорила со мной так откровенно, да еще при свидетелях! Хотела что-то понять обо мне, о нас четверых? Хотела показать мне, что облекает меня особенным доверием? Прощупывала мою лояльность, готовность служить ей? Ну даже если и так? В ее положении не лишне убедиться в преданности людей, которым она доверила свою судьбу и жизнь своих детей.
В другом конце коридора я увидел мою тройку. Бреннер и Каракоев явно только что проснулись. Лиховский стоял на посту. Все трое смотрели на меня.
– Доброе утро, мичман, – сказал Бреннер. – Как Их Величества?
– Завтракают.
– А вы? Позавтракали?
– Так точно, господин капитан, – отчеканил я.
Бреннера явно задело мое единоличное присутствие на Императорском завтраке. Лиховский улыбался иронически, Каракоев с подозрением топорщил усы.
– Государь вас вызвал для доклада? – спросил он.
– Нет. Меня пригласила Государыня.
– Для беседы? – спросил Бреннер.
– Для завтрака.
Я видел, что у каждого из них вертятся на языке вопросы. А что же там было? Почему именно я и о чем говорили? Но они не спросили, а я не стал ничего объяснять, хотя секретов у меня от них не было. Пока.
– Пожалуй, вздремну еще до дежурства.
– Отдыхайте, мичман, – сказал Бреннер, будто я спросил у него разрешения.
Я подумал: «Не успели мы наладить мирный быт нашего Императорского Двора в изгнании, как вот уже явились придворные интриги. Вероятно, вблизи монарших особ по-другому не бывает».