Выбрать главу

– Кто?

– Этот черный котелок.

– Не может быть! – Она потирала локоть после моей хватки. – Вы сделали мне больно!

– Прошу прощения, Ваше Высочество! – сказал я не слишком любезно.

Она зло сощурилась и ушла с собакой в вагон. Я выглянул из открытого окна. Черный котелок уходил вдоль состава. Остановившись у третьего от нас вагона, он оглянулся. Я отпрянул – наверняка он заметил это.

Я немедленно доложил о Котелке Бреннеру. О мужике у насыпи почему-то умолчал. Бреннер сжал губы, несколькими точными движениями собрал маузер, который чистил, вставил обойму, взвел и вышел из купе. Я – следом.

21 июля 1918 года

Станция Злобино

Когда Бреннер и Анненков вышли в коридор, Николай стоял у окна. Из купе лакей Трупп вывел Алексея. И тут же поблизости замаячил Котелок. Остановился против окна, в котором, как на парадном портрете, застыли царь и царевич, мгновенно оценил картину за стеклом и исчез. Бреннер, вышедший на перрон с маузером под гимнастеркой за брючным поясом, увидел его уже у третьего вагона, где толпились легионеры.

Котелок оглянулся на Бреннера, будто ждал его. Бреннер подошел не торопясь и бросил как бы между прочим:

– Черт знает что на дороге творится.

– Вы совершенно правы, – ответил Котелок вежливо.

– Этак мы до Владивостока за неделю не доедем.

– Что ж, я вам не завидую. Я вот в Иркутске освобожусь уже от этой паровозной пытки. – Котелок коснулся пальцами полей своего котелка: – Свирин, Петр Ильич. Коммерсант.

– Климов, Константин Сергеевич. Личный секретарь.

– Секретарь? Чей, позвольте полюбопытствовать?

– Английского коммерсанта, что едет в том вагоне.

– Видать, важная персона ваш англичанин?

– Не столь важная, сколь состоятельная.

– Да уж, если он может оплатить чехам проезд в отдельном вагоне.

– Да ведь и вы, верно, не задаром у них едете.

– Еще бы! Эти чехи – чистые разбойники.

– И не говорите …

Они обменялись откровенными изучающими взглядами, хотя каждый уже все для себя понял. Котелок покосился на двух легионеров с винтовками, скучавших возле тамбура, посмотрел на Бреннера уверенно, с наглецой, и сказал негромко:

– Познакомьте меня с вашим англичанином.

– Это невозможно! Сколько вы хотите?

– Я хочу говорить с англичанином, или он будет говорить с чехами!

– Чехи знают, кто он.

– Не думаю.

– Соглашайтесь на деньги.

– А есть у него столько, сколько он стоит?

Из записок мичмана Анненкова

21 июля 1918 года

Вернувшись в вагон, Бреннер сразу пошел к Государю и пробыл у него не более трех минут. Когда вышел, сказал в тамбуре нам троим:

– Государь повелел дать Котелку аванс, а основную часть заплатить в Иркутске.

Помолчали, но, кажется, все думали об одном: ничто не мешало Котелку в любую минуту выдать нас чехам или передать со станции телеграмму в Омск Сибирскому правительству. Результатом стал бы арест Государя и Семьи. Что мы могли сделать в этом случае? Обороняться? Устроить перестрелку в поезде? Безумие. Сойти с поезда – еще большее безумие. До Владивостока три тысячи верст.

– Мичман, доложите, как Татьяна Николавна оказалась на перроне? – приказал Бреннер.

– Я только на минуту вышел из вагона. И не видел, что Татьяна Николавна прогуливает собаку …

– По какой же, черт возьми, причине вы оставили пост?

– Я … увидел у насыпи человека … Это был Распутин.

На меня посмотрели так, будто я прокукарекал или закричал ослом.

– Анненков, вы в своем уме? – сказал Бреннер вкрадчиво. – Распутин уже два года как в могиле.

– Так точно! Но он был так похож … Мне показалось – это он.

– Показалось?! И что же вы собирались сделать? Еще раз убить его?

Друзья смотрели на меня как на безумца.

– Виноват …

Бреннер покачал головой:

– Виноват … Вы хоть понимаете, какие могут быть последствия вашего ротозейства?

Конечно, я понимал, хотя в тот момент еще не до конца. Если бы я мог тогда предвидеть все последствия, то, наверно, застрелился бы …

– Котелок идет с вокзала! – доложил Лиховский, наблюдавший за перроном через открытую дверь тамбура.

– Там телеграф, черт! – сказал Бреннер.

Мы видели из тамбура, как бросились легионеры к дрогнувшему составу и как Котелок вскочил на подножку третьего от нас вагона. Отправил ли он телеграмму? Как мне пережить, если отправил? Удастся ли нам всем пережить это? Снова и снова пытался я вызвать в памяти видение у насыпи, заставившее меня оставить пост, но не мог различить черты того странного лица. Что это было? Как я мог всерьез принять какого-то бородатого мужика за Распутина?..