— В доме? — упорствовал Козленок.
Белый Рог колебался недолго. Дом был построен солидно, как маленький форт. Даже вместо окон у него были узкие щели, через которые можно довольно долго обороняться, при условии, конечно, что нападающие не подложат огня. Видно, это пришло в голову и Дубовому, когда он решил оставить свое хозяйство. Рог покачал головой. Лучше уж остаться в конюшне. Тут легче укрыться в соломе или, если понадобится, удрать через вторые ворота, выходившие на огороженную площадку для выгула лошадей.
И вот мальчики перенесли все свои скромные запасы в конюшню. Наполнили водой поилку для коня и бадейку для себя. «Неизвестно, сколько нам придется здесь просидеть», — сказал Рог, когда Козленок стал жаловаться на тяжесть бадейки. Именно это ожидание и было самым тяжелым. Рог не мог удержаться и все время выходил из убежища, чтобы осмотреться. Чаши весов пока замерли в равновесии, но каждую секунду могла показаться или приближающаяся с севера смерть — овеянная вонью дыма и крови, или подходящая с противоположной стороны жизнь — в сверкании копий королевских солдат.
Оба брата вздрогнули и одновременно подняли головы. Снаружи послышался мужской голос, а слова он произносил на языке ленгоре. «Наши!» — мысленно крикнул Рог, ощущая, как чувство облегчения щекочет ему живот. Козленок уже собрался было крикнуть, но брат вдруг закрыл ему рот ладонью, напряженно прислушиваясь.
— Пусто, будто кто кипятком выморил, — говорил кто-то за тонкой стеной. — Только хатка-то ничего из себя. Знамо, чё-нить найдется.
— Знамо, знамо… — заворчал в ответ другой голос, на этот раз женский. — Покуда вот только козу надыбали да трупа.
— Не ворчи, женка. Ты и так тащишь на горбе добра серебряников на двадцать.
Белый Рог нахмурил брови. Раньше солдат пришли мародеры. Ничего удивительного: на несчастной, терзаемой войной земле всегда найдутся шакалы, падкие на остатки покинутого добра, они не постыдятся даже напасть на беженцев ради горсти медяков. В жилище Дубового не осталось дорогих вещей, по крайней мере, ничего ценного, о чем стоило бы жалеть. Но сама мысль о чужом человеке, который ходит по его дому, все ощупывает и высчитывает, что стоит прибрать к рукам, приводила Рога в ярость. Они с Козленком обменялись многозначительными взглядами. Рог, стараясь не издавать ни звука, натянул тетиву арбалета и наложил стрелу. Его младший брат смотрел на приготовления широко открытыми глазами, зажав себе рот обеими руками.
Конь, который до сих пор спокойно дремал, опустив голову, тихо фыркнул и стукнул копытом. Голоса снаружи утихли. Белый Рог глубоко вздохнул и поднял арбалет.
Когда вор осторожно просунул голову в двери конюшни, глаза его жадно загорелись при виде ухоженного коня. Он внимательно огляделся, а не заметив ничего подозрительного, подошел к коню и с хозяйским видом похлопал его по шее. Мужчина был одет в коричневую потертую тунику, за поясом красовался большой нож, почти тесак. На спине он тащил порядочный узел.
— Оставили тебя тут на погибель, красавец мой? Вот уж добыча так добыча!
Мужчина сбросил с плеч свой груз и наклонился над раненой ногой лошади, которую животное явно старалось беречь.
— Мы потихохоньку пойдем, чай, не притомишься…
— А может, все-таки не пойдем? — насмешливо поинтересовался чей-то голос.
Чужак резко вскочил. Неподалеку стоял рослый молодой мужчина с арбалетом и целился ему прямо в живот. Грабитель ощерился фальшивой улыбкой:
— Охти, а я и не знал, что тут занято. А вы, господин хороший, один тут? Времечко-то опасное…
— Руки держи так, чтоб я их видел, — велел арбалетчик. — Конь этот мой и земля моя. Вон отсюда, да пошевеливайся, а то второй пупок в тебе продырявлю.
— Нооо… я ж и гуторю, время-то военное, непогожее, лучше бы кучно держаться, — настаивал любитель чужих коней, слегка передвигаясь и стараясь уйти с линии прицела. — Когда человек один, не ровен час, что злое приключиться может. — В голосе мародера прозвучала тень угрозы.
Стрелок презрительно сплюнул:
— Так и я ж тут не один. Покажитесь-ка, ребятки.
В ответ на эти слова из самых темных углов, из-за сваленного сена и соломы стали вылезать плечистые мужчины. Их лица не сулили ничего хорошего, а вооружен каждый был если не острым железом, то, на крайний случай, дубинкой или палкой. Пришлый пробормотал под нос какое-то ругательство и уже совсем явно стал отступать к воротам. Нагнулся было прибрать свой узел, но резкий приказ остановил его: