Все пребывали в неподвижности, понятия не имея, что, собственно, произошло. Наконец кто-то решился открыть дверь в узкий коридорчик, который шел вдоль всего корпуса судна, от кормы на нос. Везде стояла вода по щиколотку, но шторм явно резко прекратился, точно ножом отрезало. Общими усилиями удалось открыть люк, ведущий на палубу, едва его подняли, как привыкшие к темноте глаза ослепил блеск солнца, повеяло жаром, точно из печи. Корабль имел весьма жалкий вид. Буря сорвала все реи, хотя мачты каким-то чудом уцелели и теперь торчали голые с жуткими обрывками канатов. Все, что не было предусмотрительно прибито гвоздями или достаточно сильно привязано, оказалось за бортом. Изнуренная и вымокшая команда осматривала это побоище, пытаясь прикинуть потери. Последним на палубе появился Ветер-на-Вершине — истерзанный, с серо-зеленым лицом, он больше напоминал крысу, утопленную в помоях, чем мужественного воина.
Чудом спасшиеся были так измучены, что поначалу никто не сообразил даже, насколько происшедшее необычно. Спустя какое-то время вслед за Ветром появился Ночной Певец, все еще ошеломленный и не вполне пришедший в себя. Он огляделся по сторонам, тряся головой, точно мышцы отказывались его слушаться. Грязный, со сбившимися в колтуны волосами, он представлял собой просто жалкое и горестное зрелище, но, по крайней мере, передвигался своими силами, на собственных ногах.
— Я умер? — Вопрос, прозвучавший из его уст, был столь же своеобразен, как и обстоятельства, при которых Певец его задал.
— Нет, — ответил Гриф.
— Не знаю, — одновременно с ним отозвался Змеевик с некоторым сомнением в голосе, он тоже оглядывался по сторонам.
Певец некоторое время переваривал столь противоречащие сведения.
— Так решитесь же… хоть на что-то.
Потом осел на палубу, свернулся клубочком и замер. Камушек присел рядом с ним на корточки и недоверчиво потрогал друга.
«Он снова заснул, — сообщил он, успокоившись. — А что все-таки произошло?»
Хороший вопрос. Что-то было не так. Буря утихла чуть ли не мгновенно… Даже если б Повелители ветров из Круга прекратили свое воздействие, уже однажды призванный шторм наверняка еще продолжался бы по инерции. Между тем вокруг царила чудесная погода, с неба лился солнечный жар, быстро высушивший влагу на волосах и одежде. А в придачу… нигде не было видно ни краешка земли.
«И где мы находимся?»
Этот вопрос был еще лучше.
У Камушка вдруг возникло страшное подозрение, он обернулся к Мышке, который старался как можно меньше бросаться в глаза.
«МЫШКА!»
У маленького Бродяжника было неуверенное выражение ребенка, вполне справедливо обвиняемого в краже конфет.
— Мышенька, скажи нам, солнышко, что ты, собственно, сотворил? — поинтересовался Стальной зловеще сладким голосом, поскольку ему пришло в голову точно такое же подозрение, как и Камушку.
— Эттто тттак сса-а-амммо полллу-у-училллось, — пробормотал Мышка, заикаясь, стуча зубами и сжимаясь под грозными взглядами старших товарищей. — Этто нне ммоя ввина!..
У них уже не осталось ни малейших сомнений. У Мышки не выдержали нервы. Рискуя жизнью всех присутствующих, он вслепую перебросил весь корабль, даже не осознавая заранее места назначения.
— Это чудо, — сообщил Змеевик с запоздалым страхом. — Чудо, что мы вообще очутились хоть где-нибудь и не размазались в межпространстве. Нам остается только биться головой о землю и благодарить Богиню за милость, — кисло добавил он.
— Охотно, только дай мне хоть какую землю! — Дурное настроение Ветра-на-Вершине ничуть не улучшалось.
— А в горшочке сойдет? — огрызнулся Стальной.
— Мышь, зараза тебя побери, о чем ты только думал?! Мы теперь можем находиться буквально где угодно, в Западном океане, в море Драконов, на водах Сирен или в любом другом месте!
— Я привяжу этого засранца за ноги к канату и протащу под килем! — рыкнул капитан, прислушивавшийся к разговору со стороны.
— Не смей меня трогать! — завопил Мышка сквозь слезы. — Вы несправедливы! Свиньи вы! Мы бы все утонули, если б не я!
— Послушай-ка, Мышь… — грозно начал Луч, но маленький Бродяжник его прервал.