Для Ронина это был миг восхитительного предвкушения — последние мгновения затишья перед схваткой, когда мощь, подвластная его воле и направляемая его мыслью, растекается бурным потоком по жилам. Облизав губы, он обнажил клинок. Ожидание закончилось. Пришло время действовать.
Они мчались по льду, оставляя за собой белую пыль, в которой свет превращался в радугу. Корабли раскачивались, сцепленные в объятиях, которые теперь сможет разжать только смерть.
Они действовали четко и слаженно. Они бросились на Ронина одновременно, с двух сторон, пытаясь сбить его и дезориентировать. На взметнувшихся клинках отразились лучи восходящего солнца, и Ронин на мгновение ослеп. У него заслезились глаза, и помог ему только инстинкт. Он поднял меч и отскочил к борту. Один удар он отбил, но пропустил второй. Клинок ужалил его в плечо. Ладно, схватка есть схватка. Сделанного не воротишь. Нервы тут же онемели, потекла кровь. Даггам ухмыльнулся и пошел в наступление.
«Все, — говорил Саламандра на тренировках, — абсолютно все, что происходит во время боя, можно использовать к своей выгоде, если знать как. Рука только держит меч; разум — вот сила, которая его направляет». Теперь даггамы наступали более уверенно, увидев, насколько легко удалось нанести Ронину первую рану. Они надвигались на него с согласованной точностью, непрерывно вращая мечами, и оттесняли его назад, чтобы не дать ему развернуться для контратаки. Перемещаясь вдоль палубы, они миновали каюту. Дай противнику начать схватку первым, если ты не уверен в оценке его мастерства: в его действиях ты найдешь ключ к победе.
Даггамы продолжали осыпать Ронина ударами, в то время как он лишь ставил блоки и изучал их атакующие приемы, а иногда нападал сам, чтобы проверить их способность к защите. Это были великолепные меченосцы со своим собственным, необычным стилем ведения боя. Таких нельзя недооценивать. К тому же Ронину не хватало пространства, чтобы успешно атаковать обоих.
Посредине корабля он все-таки разделил их, использовав рею в качестве барьера. Проделано это было стремительно. Эти двое — далеко не дураки. Они бы тут же смекнули, зачем он это делает, и объединились бы почти сразу. Почти. У Ронина был только один шанс. Он схватился за рукоять обеими руками и, сделав молниеносный выпад в сторону узколицего, нанес поперечный удар, разрубивший даггаму живот прямо под ребрами. На палубу вывалились влажные потроха. Рот открылся в молчаливом протесте. Даггам даже не успел закричать — настолько быстрым был удар. Вывалился подрагивающий язык. Глаза вылезли из орбит. Бездыханное тело рухнуло на палубу. Хлынула горячая кровь, застывавшая на холодных обледенелых досках.
Второй даггам, разъяренный потерей соратника, проскочил под реей и набросился на Ронина. Отбив первую атаку, Ронин начал перемещаться от центра корабля к фальшборту, на который были заброшены крюки. Его противник метнул взгляд на тело павшего товарища, и Ронин, заметив это, стал делать выпады пониже, чтобы плосколицый предположил, что он метит в то же место — в живот. Их клинки скрещивались, высекая искры, расходились и снова встречались в воздухе. Отбив очередную атаку, Ронин, вместо того чтобы нанести такой же косой удар, какие практиковал перед этим, описал клинком горизонтальную дугу. Даггам слишком поздно поднял свой меч, и плосколицая голова, отделенная от шеи, слетела с подергивающегося тела и упала буквально в метре от Фрейдала, стоявшего на другом корабле. Приподняв обезглавленное тело, из которого фонтаном хлынула кровь, Ронин швырнул его за борт, а сам рванулся к фальшборту и перескочил на корабль Фрейдала.
Вибрирующие на ветру снасти пели скорбную песнь. Саардин по безопасности повернулся к Ронину. Его иссиня-черные волосы отливали глянцем. Он подергивал головой, точно стервятник. Фрейдал поднес руку к груди. В воздухе что-то мелькнуло, и, если бы Ронин посмотрел туда, он был бы уже покойником. Но он отвернулся, когда это «что-то» в него полетело, и отскочил в сторону. Когда кинжал, брошенный саардином, просвистел мимо, Ронин метнулся через палубу, краем глаза выискивая других даггамов. Он проскочил мимо писаря, одинокого и застывшего как истукан со своим неизменным стилосом. Пока в воздухе носились не слова, а звон клинков, ему нечего было делать. Его плащ тяжело колыхался на ветру: если бы не движение материи, он казался бы статуей, высеченной из камня.
— Ага, вот вы и явились, сэр.
Стилос пришел в движение. Ронину приходилось все время оглядываться, чтобы видеть корабль по всей длине.
— Сначала выходит пехота. — Голос пустой и бесстрастный. — Таково основное правило ведения боевых действий.
Мимо скрипучей мачты, мимо наполненного ветром паруса.
— Ослабить противника предварительной атакой. Не забывать о раскачивающейся рее.
— Измотать его.
Мимо канатных бухт и бочек, мимо запасной мачты, закрепленной вдоль левого борта, как и на их с Борросом корабле.
— Потом в дело вступает гвардия.
Блестящие пятна льда возле правого фальшборта.
— Довершить начатое.
Полозья под днищем шуршат по льду.
— Великолепный план, не правда ли, сэр?
Его лицо неожиданно близко. Белое, тонкогубое, вытянутое и жестокое, оно кривится в глумливой ухмылке.
— Не слишком ли много возни ради одного изменника?
Два оставшиеся кинжала, закрепленные ремешками на груди, блеснули на солнце. Фрейдал — саардин и чондрин в одном лице.
— Фригольд не потерпит подобных вам. Вы — как зараза, которую надо искоренить. Как вы понимаете, я не могу вам позволить вернуться во Фригольд.
Наконец он выхватил свой огромный меч.
— Теперь я тебя уничтожу. Аккуратно и мастерски, заостряя внимание на самых приятных деталях.
Он сместился чуть в сторону, выставив правое плечо вперед, не давая Ронину возможности развернуться для атаки.
— Каковыми являются боль... и страх.
Сначала был нисходящий выпад, изменивший направление в самый последний момент; потом — горизонтальный рубящий удар неимоверной силы с противоположной стороны. Ронин отбил оба удара, а потом в левой руке у Фрейдала появился кинжал. Он держал его перед собой острием вверх.
Писарь бесстрастно наблюдал за тем, как они медленно перемещаются по палубе в замысловатом, смертельном танце. Они уже отошли от середины корабля к носу, как вдруг Ронин обо что-то споткнулся. В это мгновение он заметил едва уловимый огонек, сверкнувший в здоровом глазу саардина, и вместо того, чтобы восстанавливать равновесие и пытаться удержаться на ногах, он расслабился и упал на палубу. Раздался злобный вой — кинжал Фрейдала вонзился в деревянную обшивку фальшборта прямо у Ронина над головой.
Теперь у Фрейдала остался только один кинжал, но и это — с точки зрения Ронина — было ровно на один кинжал больше, чем нужно. Ему пришлось действовать быстро. Надо было приблизиться к саардину, прежде чем тот доберется до кинжала. Ронин собрался и прыгнул на нависшую над ним высокую фигуру. Сильный порыв ветра качнул корабль, и саардин, сместившийся, чтобы не оступиться, избежал полновесного удара Ронина. Кулак скользнул по щеке и на излете разбил губу, не попав по скуле, в ином случае оказавшуюся бы раздробленной. Чешуйчатая рукавица содрала кожу, оголив плоть. Голова Фрейдала дернулась назад, он отпрянул. Ронин по инерции пролетел мимо, врезавшись ребрами в левый борт. У него перехватило дыхание, и он хватанул ртом воздух, стараясь не согнуться. Фрейдал смахнул кровь, хлеставшую из разорванной щеки, и нанес удар, сжимая меч обеими руками. Перед глазами Ронина стояла какая-то мутная пелена, и только по слуху, не вполне осознавая происходящее, он выбросил над собой руку в перчатке. Теперь только чешуйчатая шкура чудовищного Маккона служила ему защитой. Клинок ударился о перчатку, твердая поверхность которой словно покрылась рябью. Она поглотила силу удара, и меч соскочил, скользнув по чешуйкам, как будто их покрывало масло. Смертоносное лезвие, повернутое в сторону, резануло по раненому плечу Ронина. Боль подстегнула его. Весь испачканный ярко-алой кровью, он оперся о фальшборт и шагнул вперед. Фрейдал, не веря своим глазам, уставился на его перчатку.
Окровавленное лицо саардина исказилось от ярости. Пригнувшись, он стремительно пошел на Ронина. Их клинки загремели гневными громовыми раскатами. Ронин наседал на противника, а тот вроде бы пытался отступить, словно уступая напору Ронина. Но Ронин знал эту уловку и понимал, что Фрейдал пытается отойти на достаточное расстояние, чтобы метнуть последний кинжал. Ронин напирал, прижимая Фрейдала к мачте. Тот схватился за блестящую рукоять кинжала, но Ронин накрыл ее рукой в перчатке. Их клинки сцепились, лезвие проскользило по лезвию. Фрейдал встряхнулся, кое-как извернулся и, освободившись от хватки Ронина, вытащил кинжал. Они сдвинулись одновременно, словно побуждаемые одним импульсом. Яркое лезвие кинжала устремилось на Ронина, и его нельзя было избежать, потому что на этот раз Фрейдал не метнул кинжал, а наносил удар, и Ронина по инерции несло прямо навстречу острию. Фрейдал метил в шею, но промахнулся, и острие ткнулось в ключицу, содрав кожу. А потом Ронин проскочил мимо него темной тенью, держа меч обратной хваткой, так что клинок оставался у него за спиной. Он твердо встал на ноги, сделал глубокий вдох, развернул туловище, начав движение от лодыжек, и меч молнией устремился на саардина, разворачивающегося лицом к Ронину. Острие вонзилось Фрейдалу в рот. Клокочущий вопль оборвался. Поворот клинка — и Ронин отскочил, занося меч для другого удара. Белый на свету клинок, со струйками крови возле острия.