Его пальцы легли на ручку.
И тут подошел Боррос.
— Я кое-что нашел, — сказал ему Ронин. — У тебя есть огниво?
Порывшись в одном из карманов, колдун извлек трут и кремень. Они зажгли факел.
Пламя, слабое поначалу, зашипело, разгорелось бледно-желтым светом и от сырости задымило так, что Ронин с Борросом разом закашлялись и отвернулись от факела. Оранжевый свет дрожал и метался по стенам пещеры. Смахнув слезы с глаз, они наконец-то смогли разглядеть грубые шершавые стены, обсидианово-черный лед, отсвечивающий в темных трещинах, поверхность, испещренную охряными, зелеными, серебристыми и розовыми пятнами проступавших наружу минералов.
Они нашли то, что нужно, на металлической решетке углубления для факела. Там висела свернутая большими кольцами веревка из какого-то необычного материала, не особенно толстая, но, как Ронин убедился, подергав ее, очень прочная. Пониже веревки лежали небольшие металлические молоточки с продолговатыми головками и мешочки с неизвестно где изготовленными костылями, плоскими и расширенными на концах, с круглыми отверстиями, в которые свободно проходила веревка.
— Ну вот, — подытожил Ронин, — мы все-таки спустимся с этой скалы.
Он вскинул голову и раздул ноздри, почуяв запах. Все это время они напряженно трудились, вколачивая костыли в каменный пол пещеры прямо у входа. Вставив в отверстия веревку и завязав ее двойными узлами, они оба уперлись ногами и изо всех сил потянули веревку, проверяя качество работы. Небольшие мешочки они привязали к одежде, а молоточки повесили на запястьях на коротеньких ремешках. Обвязавшись веревками вокруг пояса, они подошли к краю пещеры. Ронин сбросил веревку вниз и положил руку на рукоять меча.
Сначала их обдало жуткой вонью, и только потом появилось само чудовище. Оно выползло из темноты — жуткое существо с горящими глазами и изогнутым, омерзительным клювом. Но еще до того, как оно показалось сквозь сухую пыль и золотистый полумрак, Ронина едва не стошнило при одной только мысли о том, что эта гадина практически неуязвима. Он вспомнил, как тщетно пытался прикончить ее, когда Г'фанд уже лежал изувеченным на мостовой. Тогда его едва не убил один этот запах. Сейчас вонь была не такой насыщенной, но, судя по всему, чудовище приближалось. Страх и злость слились в сердце Ронина, сплавившись в жгучую ярость. Кровь забурлила в жилах. Он сжал руку в перчатке, оставленной ему Боннедюком Последним. Перчатка была изготовлена из гигантской лапищи одного из этих мерзких созданий. «Сколько их там, интересно?» — подумал Ронин, вынимая меч.
Рука опустилась ему на плечо, раздался решительный голос:
— Что ты делаешь, идиот? Нам надо идти! Нельзя терять время!
Его пальцы еще крепче сжали рукоять.
— Ронин, нам надо добраться до ледяного моря!
Подсознательно он понимал, что Боррос прав. Сначала им надо спастись. Битва может подождать. Возможно, это и к лучшему. Да, он давно хотел поквитаться с этой вонючей тварью. Но сначала неплохо было бы получить кое-какие сведения о чудовище, если он хочет убить его и остаться в живых.
Ронин снял руку с меча и подобрал веревку, еще раз укрепив ее на поясе. Он молча кивнул колдуну, и они двинулись вниз по скрипучему снегу, держась спиной к обрыву. Едва они перевалили через край, ветер ожег открытые участки их лиц.
Он висел, легонько покачиваясь. Веревка больно врезалась ему в лодыжку. Инерция, напоминал он себе, наблюдая за тем, как они осторожно подступают к нему со всех сторон, осознавая свое преимущество, но все равно опасаясь его. Оружия у него не было, и в этом была вся соль. Потому что, как он однажды сказал Г'фанду, овладеть искусством боя — это значит не просто выучиться махать мечом.
Его почти обнаженное тело, от напряжения и жары покрытое лоснящимся потом, раскачивалось по короткой траектории. «Держи тело расслабленным, — говорил ему Саламандра. — Работай в пределах малого пространства, старайся сократить его до минимума, не потеряв при этом инерции, полученной за счет размаха колебаний. Пойми, Ронин, если ты не управишься с инерцией, тебе конец: противник запросто прикончит тебя, пока ты будешь пытаться с ней совладать».
Остальные ученики боевого спецкурса под руководством Саламандры уже испробовали себя на круоле — на боевом тренажере, представлявшем собой простой отрезок веревки, закрепленный на потолке, к которому тебя привязывают вниз головой в метре от пола. Четверо учеников нападают на тебя с четырех сторон, нанося удары деревянными палками по всей длине тела. Никто из тех, кто прошел круол, не продержался достаточно долго. Однако ни одного из учеников Саламандра не натаскивал так, как Ронина. И никто из них не был настолько искусен.
Из-за невероятной трудности упражнения круол со временем стали использовать почти исключительно для наказания. Но наверху, на этаже Саламандры, круол до сих пор применяли как тренировочный тренажер.
Ронин наращивал амплитуду, осознанно нагнетая в кровь адреналин. Он знал, что в ближайшие мгновения ему придется выжать из себя все, на что он способен. В его сторону пошла палка, со свистом рассекая воздух. Дернув плечами, он ощутил жжение в том месте на спине, рядом с которым просвистел боевой посох. Ученики развернулись веером, нанося удары. Он блокировал палки предплечьями, постепенно наращивая размах колебаний. Им все реже приходилось подступать к нему, чтобы достать, но они слишком сосредоточились на атаке, чтобы обращать на это внимание.
Он качнулся, готовясь отразить боковой удар слева. Он знал, что удар пройдет близко, потому что он находился сейчас в наивысшей точке размаха, и сейчас надо было полностью сосредоточиться на том, чтобы не потерять инерцию движения. Палка приближалась к нему с ужасающей быстротой. Ронин качнулся в обратную сторону, набирая инерцию, и вместо того, чтобы поставить блок, сам потянулся навстречу мелькнувшему посоху, скользнув по всей его длине скользкими от пота пальцами. Ладони ожгло от трения, а удар другой палки на мгновение лишил чувствительности мышцы спины. Не обращай внимания на боль, приказал он себе. Сосредоточься. Используя нарастающую инерцию, Ронин в последнее мгновение крутанул кистями и вырвал палку из рук опешившего ученика.
Теперь он стремительно перемещался вправо и, воспользовавшись преимуществом направления, ткнул палкой в ключицу ученика, подступившего сбоку. Тот рухнул на пол, а Ронин начал обратное движение, врезав очередному противнику в солнечное сплетение: тот согнулся, хватая ртом воздух.
Остался всего лишь один соперник — тот, кого Ронин обезоружил, уже не имел права вмешиваться, поскольку потерял оружие. Этот, оставшийся, был осторожен. Он не позволил бы просто так подловить себя. Ронин заметил, что он сосредотачивается на его, Ронина, оружии. И вот противник пошел в наступление, стремясь ударить Ронина по рукам. И хотя Ронин сумел блокировать почти все стремительные удары, один все же попал ему по костяшкам пальцев. На разорванной коже проступила кровь. Ученик, завороженный видом крови, снова рванулся в атаку.
И тут Ронин пяткой свободной ноги ударил его сбоку в голову. Его противник пошатнулся, потеряв равновесие. Удар был недостаточно силен, чтобы сбить его с ног, поскольку Ронину не хватало опоры, но и этого было достаточно. Палка со свистом обрушилась вниз, ударив ученика по шее. Он судорожно глотнул воздух, побелел и повалился на пол, разинув рот. Ронин, тяжело дыша, уронил палку и расслабился, медленно поворачиваясь по короткой траектории.
...Ронин завис в снежной белизне, изо рта у него шел пар. В метре над ним завис Боррос. Перебирая руками по веревке, Ронин отчетливо вспомнил уроки круола. Но теперь изменилась сама обстановка. Впечатление было такое, что отдельные элементы некоего абстрактного целого перемешались с другими, как это бывает, когда ты отступаешь немного поодаль от общей картины, чтобы разглядеть ее в целом, и она предстает вдруг в другом, неожиданном виде.