— Как же он объяснял появление воинов, из ран которых не течет кровь?
Риккагин Эрант пожал плечами.
— Ум военного способен объяснить с точки зрения здравого смысла любую, пусть даже самую фантастическую ситуацию. Ему не хватало воображения. Жаль. Он был хорошим военачальником.
— Он не был готов к нападению.
— Да. Хотел бы я знать, как им удалось так легко прорваться.
— Туолин сказал вам...
Его лицо было освещено светом факела.
— Да. Я видел ту тварь, с которой вы сражались.
— Вы предупредили Во?
Риккагин Эрант усмехнулся.
— Я не говорил никому, кроме Туолина, но даже он...
В его прозрачных глазах светились ум и проницательность.
— Видите ли, даже родные братья не всегда относятся друг к другу с любовью.
— Он хотел пойти со мной.
— Теперь уже вряд ли.
Мимо пробежали стражники. Их топот отдался эхом от деревянных стен. Снегопад ненадолго остановился, но небо по-прежнему было затянуто тучами, а воздух оставался сырым и тяжелым.
— Наверное, так даже лучше.
— А вы не хотите пойти?
Риккагин Эрант отвернулся. У соседних казарм залаяла собака.
— Не знаю. Но это неважно. Я нужен здесь. Я пришлю к вам двух красных. Они родились в этих местах.
— Хорошо.
Эрант поднялся. Непроницаемый взгляд его темных глаз задержался на Ронине.
— Может быть, вы и вернетесь.
Он пошел прочь по раскисшей улице.
Снег тихо падал на крепостные стены, заглушая шаги стражников. Густой снегопад скрывал из виду последние догорающие угли пепелища на месте разгромленного лагеря, покрывал скорбным саваном тела павших.
В Камадо стояла тишина, нарушаемая лишь шагами солдат из дозорных патрулей. Время от времени до Ронина доносились негромкие голоса, которые тут же пропадали в шорохе снега. Он поплотнее завернулся в плащ. Боль утихла. Он старался ни о чем не думать.
Он заметил Кири, направляющуюся к нему, и окликнул ее.
— Как твое плечо? — спросил он.
— Лучше. — Она присела рядом. — Был вывих. Но врач здесь хороший.
Ронин кивнул в темноте. Она провела ладонью по его руке.
— В казармах есть место.
— Сомневаюсь.
— На рассвете я возвращаюсь в Шаангсей. Мне надо поговорить с Ду-Синем. Зеленые и красные должны объединиться.
— Да.
— А ты уйдешь в лес. Верно?
Он посмотрел ей в глаза.
— Ты изменилась.
Он не знал, что ожидал увидеть в ее лице, но то, что увидел, его поразило. Она выглядела униженной, щеки у нее порозовели.
— Конечно. Мацу больше нет. От меня осталась лишь половина. Теперь я не стою того, чтобы быть со мной.
Она поднялась и пошла прочь от него вдоль запорошенной снегом стены.
Сквозь прореху в густой пелене облаков расползалось кроваво-красное пятно рассвета. Небо на востоке окрасилось розовым перламутром — там с натужной неспешностью поднимался сплющенный диск распухшего солнца.
Ронин наблюдал за рассветом со смотровой площадки южной стены, на которой провел всю эту долгую ночь. Снегопад прекратился еще ночью, и сегодняшний день выглядел более естественным, если так можно сказать, чем вчерашний.
Ронин поднялся, вдыхая морозный воздух, и размял затекшие мышцы. Он посмотрел в южном направлении, на пустынную дорогу, покрытую снегом. В лучах восходящего солнца снег казался розовым. Ронин не смог разглядеть никаких следов, и отсюда ему хорошо было видно, что дорога на Шаангсей свободна.
Он спустился вниз, к казармам. Там его уже дожидались два невысоких воина с длинными косами и черными миндалевидными глазами. С крыльца спустился солдат с чашкой горячего чая. Ронин с благодарностью принял чашку и выпил чаю, наслаждаясь его теплом и ароматом. От риса он отказался.
Кири была уже в конюшне. Она молча седлала луму, поглаживая ей бока. Когда вошел Ронин, его жеребец фыркнул и ударил копытами оземь. В воздухе плавала соломенная пыль.
Кири взобралась в седло. Ее лума нетерпеливо перебирала ногами. Кири натянула поводья, чтобы ее успокоить. Лума издала тихое ржание, в котором смешались печаль расставания и предвкушение дороги. Кири снова пришлось натянуть поводья.
Она выехала из конюшни. Ронин шел рядом. Они направились к крепостным воротам по тихим улицам. Цокот копыт был приглушен снежным покровом. Лума дернула головой, вдыхая холодный воздух; клубы пара вырвались из широких ноздрей. Ее уши задергались, когда Кири тихонько заговорила с ней.
У южных ворот они остановились. Ронин прижал Кири к себе и поцеловал ее в щеку.
— Убей его, — со всхлипом шепнула она ему на ухо. — Убей до моего возвращения.
Она ударила луму пятками, дернула поводья и выехала из крепости на долгую белую дорогу — домой.
Тишина давила на уши, точно раскаты грома. Здесь, в глубине леса, толстые ветви задерживали снег, и до земли доходила, лишь снежная пыль. Ронина поразила суровая красота деревьев, ветви которых переплелись наверху белыми кружевами; снизу, где не было снега, листва имела темно-зеленый оттенок, переходящий в черный с синим отливом.
Их окружала какая-то сверхъестественная тишина. Стоило только остановиться, и Ронин явственно различал звуки собственного дыхания, а чуть подальше — вдохи и выдохи его спутников.
С легким шорохом с ветки упала небольшая кучка снега, и Ронин непроизвольно взглянул наверх. Дрогнула широкая зеленая ветка с ароматными иголками, и с нее вспорхнула темно-алая птица.
Они вышли на небольшую прогалину. Теперь деревья не загораживали небо, но светлее от этого не стало — небо оставалось затянутым тучами. Пространство между высокими соснами было покрыто упругим слоем коричневых пахучих иголок. Возле древних корявых дубов с переплетенными ветвями и обильной листвой земля была твердой.
Они заходили все глубже в лес. Ронин старательно подражал медленным, осторожным движениям красных, ступавших почти бесшумно. Заросли были настолько густыми, что им чаще всего приходилось идти гуськом, по одному, протискиваясь боком в узкие промежутки между деревьями.
Ронин сообразил, что они поднимаются в гору, только тогда, когда дорога стала круче и на ней стали попадаться гранитные валуны. Вскоре они перевалили через гребень. Слева слышался шум потока. В потяжелевших от снега ветвях шебуршились черные птицы, перекликавшиеся пронзительными голосами. Время от времени они сбрасывали на землю облака пушистого снега. Растительности внизу почти не было, только зеленый мох и серовато-голубые лишайники, прилепившиеся к поверхности камней.
Следов в это утро они не нашли, и Юань, один из красных, отправил своего товарища на разведку на боковую тропу.
— Может быть, там повезет больше, — сказал он Ронину.
Они продолжали идти на север. Лес оставался таким же густым. Один раз Юань остановился и показал направо. Ронин увидел рыжую лису, убегавшую от них, волоча за собой длинный пушистый хвост.
Вскоре после полудня красный вдруг опустился на колени и подал Ронину знак приблизиться. Пригнувшись, Ронин бесшумно подобрался к нему, перебегая от дерева к дереву.
Юань что-то шепнул ему на ухо, и Ронин выглянул из-за толстого дуба. Заметив какое-то движение, он немного переместился, чтобы лучше видеть. Чуть поодаль, среди деревьев, угадывались костлявые фигуры марширующих черепоголовых воинов со щитами на руках. Их было около десятка. Цепи с шипованными шарами покачивались у них на поясе. Их сопровождало несколько людей вполне нормального вида, с прямыми черными волосами, заплетенными в косы, и черными удлиненными глазами. Вооружение их составляли кривые мечи и топоры с короткими рукоятями, как у Юаня. Вглядевшись в лицо одного из них, Ронин вздрогнул. Большие глаза, длинные висячие усы. Очень запоминающееся лицо. Это был По, обозленный торговец, который ушел тогда с ужина в доме Ллоуэна.
Ронин тронул Юаня за плечо, и они двинулись прочь от дубов.
— Кто эти люди, которые шли с костлявыми? — тихо спросил Ронин.