- Тебя, - сказал он. - Я желаю тебя.
Когда человек чего-то не понимает, все, что он видит и слышит, теряет смысл. Поэтому Ронину показалось странным, что светловолосая широко раскрыла рот и издала какой-то звук.
Она ахнула, хихикнула, тут же подавила смешок, а еще три красавицы стояли спокойно и наблюдали за ней. Вокруг них возобновилось движение, лениво заколыхались веера, замелькали обнаженные ноги, пахнуло сладким ароматом курящихся благовоний, паром горячего чая и пряного рисового вина. Все это напоминало круговращение огромного звездного колеса.
Потом послышался стук чашки, поставленной на лакированный поднос, и этот отдельный, отчетливый звук прогремел раскатом грома в дождливую ночь.
Первым заговорил Туолин:
- Но это не...
Поднятая изящным жестом рука Кири прервала его на полуслове.
- Он из другой страны, - сказала она. - Ты сам мне об этом сказал, Туолин, разве нет?
Желтые ногти сверкнули на свету, словно крошечные лампадки.
- Я спросила, а он сказал о своем желании.
Она смотрела Ронину в глаза, но обращалась к Туолину.
- Ты избрал Са, как ты и хотел. Тогда забирай ее.
- Но...
- Больше не думай об этом, иначе разрушишь в себе гармонию и приход в этот дом станет для тебя бесполезным. Я не обижаюсь.
Желтый ноготь легонько сдвинулся, отразив свет.
- Я позабочусь о Ронине. А он позаботится обо мне.
- Что случилось? - спросил Ронин, когда Туолин и Са ушли.
Она взяла его за руку и тихо засмеялась. Они стали прогуливаться по комнате, освещенной топазовым светом.
- Смерть, - легко сказала она без тени замешательства. - Желать меня это смерть, чужеземец.
К ним подошла миниатюрная девушка в розовом стеганом жакете и предложила рисового вина.
- Да, пожалуйста, - сказала Кири, и Ронин подал ей чашку, взяв одну и себе. Он отхлебнул из своей чашки: вино было совсем не такое, как в таверне. Пряности придавали ему особый вкус и сладость. И Ронину это нравилось.
- Тогда я выберу другую.
Послышался негромкий смешок и волнообразный шорох ткани на благоухающей коже. Сладковатый дым сделался еще гуще.
- Ты этого хочешь?
- Нет.
- Ты сказал, чего хочешь.
Он остановился и посмотрел на нее.
- Да, но...
- М-м-м?
Приоткрытые алые губы изогнулись в улыбке.
- Но мне не хотелось бы нарушать обычаи твоего народа.
Она заставила его возобновить прогулку.
- Единственное, что ты должен помнить о Шаангсее, единственное, что стоит помнить, - это то, что здесь нет законов.
- Но ты мне только что сказала...
- Что желать меня - это смерть. Да, верно.
Желтые ногти провели по золотому дракону у него на халате, по раздувающимся ноздрям, по раскрытой пасти и змеиному языку, вниз - по извивающемуся телу, по растопыренным когтям, по изогнутому хвосту.
- Но ты волен в выборе. А те, кто живет в этом городе, давно повязали себя неписаными законами и правилами.
Ее огромные глаза светились таинственным блеском. Ронин чувствовал сквозь ткань давление ее ногтей. Она понизила голос до шепота:
- Разве в Шаангсее живет кто-нибудь, кроме господ и рабов?
Он придвинулся к ней поближе.
- Но здесь нет законов.
В комнате с топазовым светом стало теперь посвободнее - пары начали расходиться. Девушки прибирались в полной тишине, и вскоре Кири с Ронином остались одни посреди этого золотисто-коричневого великолепия.
- Нет, - сказала она, тряхнув головой, и волосы ее были словно лес в ночи, - ты не из Шаангсея. Ты вообще не отсюда. Тебя не затронул еще этот город.
- Разве это так важно?
- Да, - прошептала она. - Очень важно.
...- Расскажите мне еще раз, зачем вы явились в Шаангсей?
- Я вам уже рассказал.
- Да, но я хочу, чтобы и Туолин услышал.
- Я вообще не знал об этом городе, пока вы меня сюда не привезли.
- Да, конечно, - добродушно согласился риккагин Тиен.
Он сидел, скрестив ноги, за зеленым лакированным столиком, на котором стояли чайник из обожженной глины, чашка с остатками недопитого чая, чернильница и перо для письма. Он отодвинул стопку рисовой бумаги, на которой до этого писал какие-то знаки в столбик.
- Начинайте, прошу вас.
Ронин еще раз рассказал историю свитка дор-Сефрита. О сборе Макконов, о пришествии Дольмена.
Когда он закончил, в комнате воцарилась тишина. Сквозь открытые окна в комнату лился косой свет. Внизу проходила улица Контрабаса, где были расквартированы люди риккагина и откуда - завтра на рассвете - они собирались отправиться в долгий путь на Камадо.
Ронин заметил, что Тиен то и дело поглядывает на Туолина, который стоял, заложив руки за спину, спиной к окну, так что лицо его оставалось в тени. Ему пришло в голову, что они не верят ему, что, несмотря на заверения риккагина Тиена в обратном, они, вероятно, все еще считают его врагом. Но спросить он все-таки должен.
- Может быть, вы смогли бы помочь.
- Что? - Тиен вышел из глубокой задумчивости. - В чем помочь?
- Расшифровать свиток.
Риккагин улыбнулся с оттенком грусти.
- Боюсь, это невозможно.
- Может быть, Совет окажет ему содействие, - подал голос Туолин.
Риккагин Тиен озадаченно поглядел на него с таким видом, как будто смотрел на статую, которая вдруг заговорила.
- Да, теперь, когда вы об этом заговорили... пожалуй, стоит попробовать, - вымолвил он наконец и опять погрузился в раздумья.
- Видите ли, - объяснил Ронину Туолин, - городом управляет Муниципальный Совет: представители от девяти основных группировок, а более мелкие добиваются благорасположения при помощи серебра и товаров. Если кто-нибудь в городе и располагает необходимыми вам знаниями, так это они.
- Где заседает Совет?
- В городе за стенами, на горе, что над нами. Но вам придется подождать до завтра; по-моему, сегодня у них заседания нет. Это так, риккагин? - улыбнулся Туолин.
- А? Да-да, конечно, - согласился Тиен, хотя его мысли, похоже, были заняты совсем другим.
В наступившей тишине через открытые окна с улицы донеслась негромкая возня: люди риккагина готовились к походу.
В дверь постучали. Туолин пошел открывать, прежде чем Тиен успел хоть что-то сказать. В комнату вошел воин, с поклоном подавший Туолину сложенный листок рисовой бумаги. Туолин развернул его и прочитал, хмурясь то ли сосредоточенно, то ли взволнованно. Он кивнул воину, и тот сразу же удалился. Туолин подошел к столу и положил развернутую бумагу перед риккагином. Пока Тиен читал, Туолин опять обратился к Ронину: