— Есть что-нибудь? — рычу я в вокс.
— Ничего… Да, ничего, — отзываются братья.
Цикатриции включают подствольные фонари своих фузей, и сержант Гродин, кашляя, приказывает провести проверку оружия. Пуская в глубины озера жгучие лучи, мы выясняем, что больше половины вооружения отделения временно вышло из строя из-за попадания воды. В абсолютной тьме Пенетралии, где нет дуговых ламп и отражательных шахт, это далеко не идеально.
— Додона, — окликаю я. Промокший Первопроходец выходит из вагонетки, освещая нашлемными фонарями инфопланшет, который она изучает.
— Из этого станционного помещения есть три выхода, — сообщает она мне. — Все они вскоре переходят в природные ответвления системы пещер, повсюду встречаются залы и гроты.
— И ждут Несущие Слово, — бормочу я. Возвращаются Гродин и его отделение, и я оборачиваюсь к ним.
— Сержант, тут три входа, каждый из нас берет по одному. Брат Десенор, следуй за Гродином, я беру Додону. Сержант, распределите своих людей между мной и братьями Форнаксом и Десенором. Мы разделимся, чтобы охватить большую территорию. Я хочу, чтобы каждый изгиб, поворот, пустоту и нору проверили на наличие врага. Мы ищем Унгола Шакса и его темное братство. Поддерживать связь и сообщать по воксу о каждом контакте. Если столкнетесь с численным перевесом или попадете в засаду, закрепитесь и группами отходите к помещению станции. Там мы перегруппируемся. Ясно?
Ответом становятся кивки шлемов и мрачное «Да, мой повелитель» от Гродина и цикатрициев.
— Поддерживать связь, — распоряжаюсь я и веду Ионе Додону с тремя солдатами вглубь Пенетралии.
Додона не ошиблась: Пенетралия представляет собой лабиринт. Туннели закручиваются в спирали, перед прожекторами возникают зубчатые откосы, а потолок постоянно опускается до верхушек шлемов. Проходы извиваются и раздваиваются, повсюду дыры гротов и нор. Непросматриваемые повороты выводят к вызывающим головокружение сводам, а небольшие пещеры внезапно образуют тупики. Тьма почти ощутима физически, вязкий мрак пожирает свет наших ламп.
Прожекторы моего доспеха указывают путь, свет нащупывает себе дорогу среди углов и острых камней. Впереди пляшет луч со шлема Додоны, которая ведет меня по разветвляющейся сети туннелей. Позади трое цикатрициев — все из числа бывших резервистов Тарксиса — осматривают дыры и пустоты при помощи подствольных фонарей. Мой щит скребет об углы, а клинок остается сзади, готовый рвануться вперед и снести голову Несущего Слово с бронированных плеч или же рассечь тело неудачливого культиста.
— Десенор, что у тебя? — спрашиваю я по воксу.
— Это место мертво, — передает тот в ответ. — Если Унгол Шакс и был здесь, то думаю, что мы его упустили.
— Форнакс?
— Несущие Слово были здесь, — уверенно сообщает боевой брат. — Мы добрались до большого зала в центре туннелей. Тут статуи и рисунки.
Я киваю собственным мыслям. Если судить по аркологии Танторем, наши сородичи-предатели и их последователи-культисты занимаются бессмысленным идолопоклонством, создавая храмы со статуями и молясь у каменных стоп своих иномировых покровителей. Я отмечаю позицию Форнакса на оптическом слое.
— Удерживайте позицию, — говорю я. — Мы идем к вам. Брат Десенор, встречаемся в этом зале.
— Принято, — отзывается Десенор. — Но я потерял в этих проклятых туннелях одного из моих людей. Сержант Гродин его ищет. Скоро будем там.
Пробравшись сквозь плотный мрак и клубок пересекающихся коридоров, мы выходим на открытое пространство большого помещения. Я вижу в смоляной тьме впереди лучи прожекторов, которые рассекают мглу, словно клинки. Форнакс и его люди ждут возле центра пещеры, но свет их фонарей моргает и прерывается.
Подойдя ближе, я понимаю причину этого.
Форнакс был прав. Здесь статуи, но нет ничего похожего на то, что мне доводилось видеть в темных часовнях и молельных ямах аркологий, занятых культистами. Эти изваяния различаются по размеру, но имеют человеческие очертания. Все они созданы из материала, похожего на обсидиан — угловатого и кристаллического. Он поглощает свет наших фонарей, словно черная дыра. В полуночно-черной стеклянистой поверхности не видны даже наши отражения. Просто не хватает света. Вещество пожирает все.
— Вулканическое стекло? — нахмурившись, произносит Первопроходец Додона. — Точно не на Калте. Не в таких количествах…
Я вижу, как в свете ламп темная субстанция начинает испаряться и клубиться. Она растворяется и уплывает прочь, словно разреженный черный пар. Действительно странно.
— Это не обсидиан, — говорю я. — Ничего не трогайте. Никому ни к чему не прикасаться.
Кажется, будто статуи созданы из затвердевшего мрака.
Изваяния повсюду, они мешают лучам прожекторов Форнакса. Ультрадесантник и солдат 14-го Восферского что-то рассматривают в центре скального зала. Вокруг них собрано множество статуй — толпа кристаллических фигур, каждая из которых обращена лицом к центру. Это определенно тревожит.
— Что у нас? — нетерпеливо спрашиваю я боевого брата.
Форнакс стоит на коленях. При моем приближении он поднимается.
— Какой-то нечестивый храм, — подтверждает он, — похоже, использовался для церемоний и единения с чудовищами из эмпиреев.
Он указывает на пол у меня под ногами. Грубая поверхность выровнена и отполирована, на скале вырезан узор. Ужасные глифы и символы, от которых у меня болят глаза.
— Гонорарий, культистов-добровольцев привели сюда на жертвоприношение и церемонию для заключения союза с каким-то злом или чудовищем.
Я слышу слова Форнакса, но редко понимаю, что библиарий имеет в виду. Я воин-практик до мозга костей. Меня редко интересует «материальность или имматериальность» природы вселенной. Я верю в одно: в свой Легион. Ультрадесантники раз за разом доказывали, что в силах убить все, с чем сталкиваются. Все прочие измышления — чистая теория.
— Так это были добровольцы? — спрашивает Ионе Додона.
Форнакс делает шаг в сторону, демонстрируя ужасную груду опаленных тел в центре узора. Поверх почерневших грудных клеток распростерт адепт Красного Муниона — женщина, тонкие пальцы которой до сих пор сжимают рукоять вонзенного в сердце жертвенного кинжала. Губы Додоны кривятся от омерзения.
Мрачная картина и интерес моего брата к ней быстро меня утомляют.
— Тут что-нибудь указывает на Унгола Шакса или его местонахождение? — спрашиваю я.
— Унгол Шакс здесь, — сообщает Форнакс. — Думаю, это он позади тебя.
Мое лицо скрыто шлемом, и Форнакс не видит, как оно хмурится от жутковатого известия. Я разворачиваюсь и обнаруживаю у себя за спиной еще одну статую, такую же угловатую и кристаллическую. Рост и мощь идола под стать моим, руки воздеты в жесте триумфа или удовлетворения. В одной из них скипетр. Нет, крозиус с навершием в виде решетки или ворот. Возвышенные Врата.
В свете прожекторов моего доспеха мерзость начинает тлеть, сочась на слабом сквозняке невесомой тьмой.
Я оглядываюсь на остальные изваяния. Картина проясняется.
Несмотря на угловатость и беспросветность фигур, у многих есть общие черты: шлемы, ранцы и широкие очертания боевой брони Легиона. Похоже, что идолы меньшего размера между ними — полуночно-черные воплощения культистов, застигнутых в миг ликования и безумия. Я обнаруживаю, что мой шлем непроизвольно покачивается из стороны в сторону. Во имя Пятисот Миров, что же тут произошло?
Из задней части храма раздаются крики. Сначала я решил, что это приветствие — Десенор и его бойцы вернулись. Затем я понимаю, что это кричат мои люди, и чувствую, как собравшихся окутывает недостойный страх.
— Мы не можем найти Олександра, — сообщает Ионе Додона.
Имена для меня ничего не значат. Впрочем, значат числа, а наша численность уменьшается. Я смотрю на Форнакса и оставшегося с ним цикатриция.
— Где остальные твои люди? — спрашиваю я.
— Проверяют туннели, тянущиеся от дальнего края зала, — сообщает бывший библиарий. На его лице озабоченность. — Солдат?