Ты лежишь в его бронированной руке, черное острие и острая кромка покоятся возле него.
Магритт не в силах дышать. Она видит невозможное, парадокс истины и воплощенной реальности. Фигура — космический десантник, фанатичный воин Империума.
Несущий Слово.
Несущий Слово медленно кивает и прикрывает глаза, как будто торжественно приветствуя. Словно он едва не попросил прощения. У него на веках вытатуированы языки пламени.
— Что… — начинает было Магритт. — Что ты такое?
— Истина, — произносит Несущий Слово. — Истина, которая изменит Империум.
Прежде чем Магритт успевает закричать, он начинает двигаться. Рука с визгом сервоприводов сжимается на горле, и Несущий Слово вздергивает Магритт в воздух.
— Но не сейчас.
Ты мелькаешь и одним ударом вспарываешь Магритт от горла до паха. Она умирает несколько секунд, бьется в руке Несущего Слово, кровь и телесные жидкости льются на пол под дергающимися ногами, испуская пар. Ты неподвижно покоишься в другой руке воина, мокрое лезвие блестит в свете огня.
Когда Магритт умирает, Несущий Слово кладет ее тело у своих ног и опускается рядом с ним на колени. Ты поднимаешься к губам воина и целуешь его уста, пока он шепчет молитву. За тобой остается тонкая, смазанная красная линия.
Несущий Слово долго смотрит на тебя. Его взгляд проникает за слой крови и красоту твоей формы. Ты говоришь с его душой, нашептывая правду об эпохах, которых он не знал. Он узнает, что ты такое и для чего был создан. Несущий Слово шепчет самому себе твое предназначение.
— Атам, — произносит он.
Пятое
Твоего носителя зовут Анакреон. Ты никогда не знал подобных ему — ни в древнем прошлом твоего создателя, ни во время пути, которым следовал среди звезд. Его сформировали кровь, разрушенная вера и утраченные мечты. Он — заблудший сын с новообретенной целью, он сродни тебе: оружие, которое обратят против его творца. Анакреон видит в тебе красоту, какую может найти в клинке только убийца.
Ты убиваешь для него. Убиваешь во имя сил, которые шепчутся на границе снов. Тебе ведомо благословляющее прикосновение многих рук: Кор Фаэрона, Эреба, Сор Талгрона.
Они называют тебе имена — те, которые некогда шептал Гог, пока ты спал в его ладони.
Твоя острота пробуждается. Это тень, отбрасываемая светом забранных тобой душ. Твое лезвие грезит о порезах, о кровопролитии, о рассечении плоти. Этот путь всегда был твоим, он таился в твоем черном средоточии с тех пор, как ты впервые появился из земли.
Это не откровение. Это истина.
Ты убиваешь Анакреона на Риголе.
Избранники Пепла спускаются с пылающего неба, словно ответ на мольбу об отмщении. Их прыжковые ранцы воют, втягивая наполненный дымом воздух и выдыхая его в виде синего огня. Серые доспехи покрыты пылью пепла мертвых миров. Внизу, в крутящемся пламени, Атенейский Анклав. На взвихряющихся ветрах огненных бурь кружатся обрывки обугленного пергамента. Копоть покрывает белые купола и каменные колоннады, словно обгорелая кожа на обнажившихся костях. Над обреченным городом вместе с дымом поднимаются вопли и звуки паники.
Оказавшись на уровне крыши, Анакреон стреляет из ручных огнеметов. Два оранжевых языка цвета расплавленного железа тянутся к земле. Спустя секунду огонь открывают остальные члены отделения. Они разом отключают тягу прыжковых ранцев и падают сквозь преисподнюю. Внутри доспеха Анакреон моргает, убирая руны температурной тревоги. Жар просачивается сквозь его броню. На миг поддавшемуся слабости воину кажется, что он и есть огонь, что они одно целое.
Несущий Слово не ищет удовольствия, однако в этот момент он практически чувствует его.
Анакреон падает в центр мощеного двора, и от точки удара разлетается волна осколков плит. Он шепчет молитву, слова замедляют биение обоих его сердец. Анакреон поднимается с корточек, вскидывая огнеметы и описывая ими спираль. Визор потускнел почти до черноты. Вокруг приземляются братья, и от их прибытия сотрясается земля. Они встают и шагают вперед, бесшумно по сравнению с ревом пламени.
Невероятно, но в руинах города-библиотеки еще есть живые люди. Анакреон и его братья кажутся им черными силуэтами, возникающими из ада. На мгновение они вспоминают старые, как само человечество, истории о мстящих ангелах, посланных разгневанными божествами. И это совершенно точно.
Мало просто разрушить — те, кто не преклонил колен перед истиной, должны заплатить за свою надменность. В этом цель Анакреона, подлинное выражение его сущности. Он — ангел праведного уничтожения, губитель цивилизаций. Ты при нем, покоишься в адамантиевых ножнах на бедре. В его руке ты вкушал смерть множества миров и убивал, чтобы благословить погребальный костер.
Это не просто война, это ритуал. То, ради чего ты был создан. Сегодня ты заберешь жизнь и коснешься пепла.
Выжившие открывают огонь. Сплошныее заряды со звоном отскакивают от брони Анакреона, сбивая копоть и краску. Воин продолжает шагать вперед.
Перед ним здание с колоннами на фасаде. Белый камень от дыма стал тускло-серым. Взрывы сорвали крышу, но строение не горит. Пока не горит. В разбитых окнах и между громадными колоннами со сбивчивым перестуком появляются дульные вспышки.
Анакреон останавливается в десяти шагах от здания. Огнеметы в его руках гаснут, оставляя лишь синие дежурные огоньки. По обе стороны от него замирают братья, а он пристегивает огнеметы к бедрам и медленно снимает шлем с головы. Воздух наполнен горячим пеплом и смрадом прометия, которые накатываются на неприкрытое лицо. Воин поднимает глаза на здание, медленно поворачивая татуированную голову и последовательно отмечая все точки ведения огня.
— Фосфекс, — тихо произносит Анакреон.
Ксен выступает вперед и опускается на колени, чтобы отстегнуть с поясницы бронированную емкость. Это черный цилиндр из начищенного металла размером с человеческую голову. Ксен поднимает фосфексовую бомбу осторожно, словно мать, которая баюкает новорожденное дитя.
Арун Ксен определенно избран для великих свершений. Его выделило око Эреба, и ему суждено подняться высоко. То, что он носит орудие столь абсолютного, священного опустошения — лишь один из знаков этой благосклонности.
Анакреону не нравится Ксен. Он не стал бы утверждать, что ненавидит его, просто считает, что оказываемое тому покровительство не слишком заслужено. Несущий Слово предпочел не делиться своей неприязнью с кем-то еще — как показали недавние события, это было бы неразумно.
Ксен склоняет голову над черным цилиндром, и Анакреон слышит в воксе его голос, шепчущий молитву. Затем он поворачивает верхушку цилиндра и бросает его в одно из окон здания.
Изнутри выплескивается маслянистая вспышка. Спустя один удар сердца раздаются вопли.
За ними следует всепожирающее пламя. Оно расползается по зданию, словно рой насекомых. Льется из окон и змеится вверх по колоннам. Распространяясь, пламя воет и потрескивает с ликованием пиромана. Камень здания начинает деформироваться, будто тающий лед. Анакреону приходится моргать, чтобы огонь не повредил глазам. Стрельба прекращается, и остается лишь крик, который издает терзаемый камень, раскалывающийся в немыслимом пекле.
Ты покидаешь ножны на боку Анакреона. Город мертв, однако требуется последняя смерть, последний акт ритуального убийства.
Единственный, кто остался в живых внутри здания — старик. Из его глаз сочится гной, от лицо остались красные останки. Под когда-то синим одеянием скрыто дряхлое тело из слабой плоти с выпирающими костями. Прежде чем здание рушится, Анакреон вытаскивает человека наружу и опускает тело на мощеную улицу. Он действует аккуратно, практически деликатно.