Во время путешествия Кауртал не спал. Эволюция вывела его за эти пределы, даже за более щадящие пределы, полученные при перерождении в виде Легионес Астартес. Ему больше не нужно было есть, хотя его постоянно терзала жажда. Язык опух от обезвоживания. Глоток своей слюны приносил благословенное, но ложное облегчение. Порой он глотал собственную кровь.
Он странствовал по бесконечным равнинам, с хрустом давя сапогами почерневшую растительную шелуху. Океан несжатых злаков, которые высохли и истлели от жара драконьего дыхания облученного солнца.
На девятый день пути он прошел сквозь грязевую бурю. Солнечная радиация терзала Калт, играла с ним, насмехаясь над метеорологическими картами. Отступник увидел, как горизонт потемнел от приближающегося вихря — приливной волны из земляной пыли и измученной почвы. Кауртал приготовился к шторму, катившемуся с западных гор, хотя все приготовления состояли в том, чтобы плотнее прижать крылья к спине. Инстинкт заставил потянуться и проверить проводящую металлическую полосу магнитного фиксатора, которая прикрепляла болтер к бедру… и воин нащупал лишь разреженный воздух. Кауртал давно потерял свое последнее оружие.
Когда вой ветра достиг пика, а на керамитовую броню обрушился непрерывный обстрел камешками, отступник продолжал тащиться во мраке, ослепленный прахом оскверненного мира. Несущему Слово было нетрудно представить, что планета ненавидит его — как будто дух мира чувствует последнего нечестивца на поверхности и хрипло испускает последние загрязненные вздохи, чтобы досадить ему. Кауртал знал войну и знал, как умирают воины. Сколько скользнуло в смерть с последним проклятием на губах? Калт явно не был исключением.
На одиннадцатый день Кауртал добрался до первого могильника. За этим он и вышел на поверхность. Вот почему он находился здесь. Кто-то должен был запомнить.
Могильник не имел ничего общего с чинным порядком деревенских кладбищ с их рядами каменных плит и еще меньше напоминал истертые песком хенджи-менгиры колхидских захоронений. Перепаханную землю толстым слоем покрывали последствия побоища. В нездоровом сиянии гнили корпуса танков, потемневшие от ржавчины и скалящие больные зубы изъеденных коррозией бульдозерных ковшей. Тела мумифицировались в расколотых доспехах, растрескавшихся навстречу иссушающим лучам Веридии.
Кауртал шел среди убитых, выискивая символы, вырезанные, выжженные и высеченные на наплечниках. С каждого трупа в красной броне свирепо глядел окрашенный серым череп. На его устах был закрытый железный замок, не позволяющий сказать ни слова.
Безмолвные. Здесь погибли Безмолвные, уничтоженные контрнаступлением Ультрадесанта. Стало быть, эти погибшие не принадлежали к его ордену. Безмолвные были воителями-мудрецами под стать всем остальным и сковывали свои языки гордыми, очень гордыми обетами молчания. Кауртал уважал их, но имел с ними мало общего.
Среди Несущих Слово лежали сотни ободранных скелетов, облаченных в лохмотья одежды и грязные тряпки. Несомненно, верные последователи Безмолвных. После почти семи лет на порченом солнце от них осталось немногим больше, чем голые остовы, но Кауртал знал, что если бы он наткнулся на этот могильник в часы после боя, то за отвисшими челюстями оказались бы лишенные языков рты — демонстрация того, как Безмолвные ритуально калечили своих связанных клятвой рабов.
Кауртал забрал у непогребенных мертвецов две вещи. Первой стал болтер, покрытый вырезанными метками убийств и пятнами коррозии, но оказавшийся рабочим, когда при тестовом выстреле вогнал заряд в броню застывшего неподалеку «Носорога». Кауртал не чувствовал вины за нарушение тишины на месте побоища. Он не смог бы проявить к мертвым больше неуважения, чем они уже вынесли, иссушаемые до костей загрязненным светилом.
Вторым, что он забрал, был талисман с шеи воина. Простое ожерелье из дешевой бронзы с именем воина, обозначением отделения и символом ордена, написанными колхидской клинописью. Редкий знак — подобное чаще встречалось среди низших солдат Имперской Армии, идентификационные жетоны которых были необходимы для подсчета потерь. Как будто кто-то стал бы считать жалкие человеческие трупы на войне, которую ведут Легионы.
Кауртал обмотал безделушку вокруг запястья и направился на запад, оставив первое кладбище позади.
Спустя три дня он достиг Дейнхолда.
Город лежал в пыли — в небе виднелись обрушенные башни и мертвые шпили, улицы были изодраны следами танковых гусениц. В павших районах города встречались глубокие рубцы-разломы, оставшиеся после орбитальной бомбардировки, когда огонь лэнсов прошелся по жилым центрам и расправился с городом еще до того, как тот осознал, что его атакуют.
Кауртал сражался здесь сразу после высадки. Он пробивался по пылающему городу, бросаясь на стены щитов Ультрадесанта или отстреливаясь из-за баррикад, наваленных из упавших камней и изуродованных тел. В перестрелках на бегу отсутствовала порождающая клаустрофобию теснота, столь вездесущая и чрезмерная в подземном мире. В тот день болтеры стреляли без эха от окружающих скал.
Как же славно было сражаться свободно. Он даже летал, расправив крылья и паря над охваченными битвой улицами, по возможности обстреливая беспомощных воинов внизу.
Однако то было тогда, а это было сейчас.
Кауртал рискнул зайти в город, продвигаясь по безмолвным улицам и обходя разбитые танки с обрушенными зданиями. Шпили продолжали выситься с сокрушенным величием, их взорванные стены были открыты свету губительного неба. Тела превратились в лишенные кожи и мышц кости, многие лежали на рокритовой дороге, протягивая руки к неработающим лазганам и пулевым винтовкам.
Еще больше погибло безоружными, в одиночестве или сбившись в кучу. Часть останков была разбросана по улицам и площадям, другие сидели по углам или прятались в укрытиях.
Возможно, инстинкт заставил их бежать и суетиться в последние мгновения. Быть может, они умерли, когда с небес пошел огненный дождь или когда союзники Магистра Войны приструнили Калт болтером и клинком.
Спустя считанные минуты после того, как воин вошел в город, он обнаружил первых Несущих Слово.
Кауртал с глухим стуком приземлился, расколов рокрит подошвами при ударе, и прижал крылья к спине. Проспект представлял собой сцену из какого-то пророческого наброска мифического ада из времен до Объединения. Превратившиеся в скелеты внутри доспехов Ультрадесантники и Несущие Слово были пронзены копьями и строили баррикады из собственных тел.
Он шел среди мертвецов, деликатно проводя пальцами по расколотому керамиту. От одного Ультрадесантника остались только прах и фрагменты брони под гусеницами «Разящего клинка». Из-под мертвого танка тянулась одинокая рука, единственное свидетельство того, что там погиб воин. Одному из Несущих Слово трижды пронзили грудь, пригвоздив к каменной стене жилого шпиля. Четыре сотни мертвых воинов и кости военных рабов у их ног.
Над всем пейзажем висел низкий гул, от которого у Кауртала заныли зубы. Некоторые из доспехов мертвых космодесантников продолжали работать даже спустя столько времени, гудя в лад спинным силовым установкам.
Один из трупов привлек к себе взгляд Кауртала. Воин приблизился с уверенной осторожностью, словно медиум, готовящийся вступить в контакт с неупокоенными. Броню убитого Несущего Слово украшали золотые руны — божественные знаки на кроваво-красном фоне, символы Начертанных. Кауртал хорошо знал этот орден.
— Здравствуй, Джирваш, — обратился он к пронзенному капитану.
Джирваш не ответил. Вообще не пошевелился.
Кауртал потянулся к шлему брата и расстегнул замки на вороте мертвого воина. Шлем подался со змеиным шипением выходящего сжатого воздуха, и перед глазами Кауртала оказался обтянутый высохшей кожей череп, некогда бывший лицом Джирваша. Запах разложения, наконец-то получивший свободу, был настолько сильной газообразной гнилью, что у Кауртала защипало глаза. Будучи ребенком, он видел на улицах Города Серых Цветов, как яйца кровавых мух лопаются в брюхе мертвой собаки. Запах был точно таким же. Кауртал эволюционировал за пределы отвращения, но не избавился от укусов горьких воспоминаний.