— Нет.
Одно слово, три грёбаные буквы, и мой мир рушится. Я так долго хотел быть независимым, столько времени погряз в себе, думая, что наши «отношения» протекают в порядке, как само собой разумеющееся, что даже подумать никогда не мог, что со мной произойдёт в случае, если она от меня отвернётся.
— Кэтрин, — шепчу, в надежде достучаться, — прошу, дай мне возможность показать, что всё может быть по-другому.
Она отрицательно качает головой, плачет уже навзрыд, едва удерживая трясущимися руками бокал вина, когда я, кажется, внутри медленно умираю. Умираю, чёрт возьми, понимая, что жизнь без неё будет не та, к которой я хотел бы стремиться.
— Неужели наконец-то дошло? — её вопрос наполнен горечью, разочарованием, но в голосе я слышу толики нежности, которые придают мне уверенность, что ещё не всё потеряно, что мы можем восстановить всё из пепла, начать сначала и быть счастливыми.
— Прости меня, — говорю ей в колени, когда чувствую, как она рукой гладит мои волосы, — прости кретина, что всё портил. Я люб… — но договорить возможности у меня нет и, наверное, уже не будет никогда.
Она закрывает мне рот ладонью, истерически смеясь. Не отрывая её руки, поднимаю голову, с ужасом наблюдая за нездоровым блеском в искрящихся от слёз глазах, и сглатываю. Ещё никогда мне не доводилось видеть её такой отчаянной, разбитой, сломленной. Хочу утешить, дать множество обещаний и клятв, что исправлюсь, что хочу быть только с ней. Тянусь руками к заплаканному лицу, с желанием стереть влагу, которую не хотел бы видеть никогда в жизни, но она отклоняется, сказав тихое, но твёрдое:
— Я столько лет ждала твоего признания, что попросту задолбалась. Уходи, Бейкер, не хочу больше тебя видеть. Никогда.
Отшатываюсь от неё, словно от прокажённой. Сейчас мне кажется, что я никогда не знал эту женщину, что не с ней делил постель и пускай часть, но своей жизни, что не она шептала на ухо ласковые слова, раз может вот так разорвать, даже не выслушав. Хоть головой и понимаю, что во всём виноват сам. Только я один косячил на протяжении стольких лет, когда она хотела просто быть рядом.
Встаю на ноги и отхожу от неё на пару шагов. Даю Кэтрин то, что желает, прекрасно осознавая, что она заслуживает счастья, пусть и не со мной. Развернувшись к ней спиной, едва сдерживаю себя от унижения сидеть у неё в ногах и умолять.
«Прямо по-мужски», — в голове проносится мысль, а в горле ком сожаления, отчего издаю нервный смешок.
Делаю ещё несколько шагов и останавливаюсь, до последнего надеюсь, что остановит, но чуда не происходит. Сейчас в душу вернулось то, что я едва смог недавно сдержать — гнев.
Гнев на себя, что был мудаком и слушал её, но никогда не слышал; на неё, за то что играла со мной последние дни, издевалась, а теперь словно старого пса за дверь выгоняет; на её белобрысого гадёныша, который за эти дни был к ней ближе, чем я. И на фоне всего произошедшего я понимаю, что терять мне больше нечего, а точнее некого, оттого сильнее сжимаю кулаки и бросаю на эмоциях, напоследок, дабы точка была за мной:
— Не удивительно, что меня прогоняешь, нашла ведь интереснее кое-кого.
Звон битого стекла заставляет повернуться. Картина за спиной не пугает, а откровенно говоря уже смешит. Кэтрин никогда не была истеричкой, сколько я её помню, но довольно эмоциональной личностью уж точно. Заплаканная, с потекшей тушью и взъерошенными волосами, она смотрит на меня и, если бы взглядом можно было убить, то я давно бы замертво упал. Журнальный столик, который стоял рядом с диваном, весь в вине, а изящная стеклянная ножка аккуратно покоится на поверхности, в то время как верх бокала беспорядочно валяется по некогда белому ковру.
— Немного мимо, — нервно пожав плечами, Кэтрин встаёт и шагает ко мне, гордо выпрямив спину.
Сказанные на эмоциях слова только сейчас доходят до мозга. Ляпнул и нифига не подумал, отчего теперь тошно от самого себя. Оскорблять я её точно не хотел, но задетое самолюбие требует обратного.
«Чёрт возьми, как женщина в период пмс», — идиотская мысль всплывает на подкорках, отчего я начинаю смеяться, а Кэт моментально останавливается, сменив гнев на недоумение.
— Бейкер, ты с ума сошёл? — спрашивает, скрестив руки на груди. — Или белены объелся перед рейсом?
Наверное, моя крыша окончательно решила покинуть хозяина, раз я продолжаю смеяться ей в лицо. Глаза уже на мокром месте от неконтролируемого хохота, а Кэтрин всё так же прожигает меня взглядом, но уже нагло ухмыляясь.
— Я смотрю, тебе весело? — сделав шаг в сторону мини бара, Кэт достаёт новый бокал и початую бутылку вина.
Я всё так же смеюсь, но трясу головой, отрицая её слова. Чувствую себя сумасшедшим, которому явно нужны госпитализация и смирительная рубашка, ведь если её сейчас на меня не наденут, то в таком состоянии точно сделаю или скажу что-то непредсказуемое, плохое, то, о чём точно пожалею, когда здравый рассудок вернётся на своё законное место.
Кэтрин продолжает что-то говорить, а у меня в ушах шум, который, как бы я не стараюсь игнорировать, а он, словно назойливая муха, продолжает отбивать свой ритм. Зажмуриваю глаза и запрокидываю голову, делая глубокий вдох, в надежде успокоиться.
«Один», — мысленно начинаю счёт, стараясь представить тихую водную гладь, где я нежусь в тепле.
«Два», — продолжаю и вспоминаю, что именно столько лет мы «вместе», когда в голове появляется картинка шезлонга и Кэтрин на нём.
«Три», — её любимое число, но сейчас оно пугает третьим лишним, а я медленно выхожу из воды и следую к ней.
«Четыре», — как две пары, которые сейчас дополняет Кэт со мной и блондином. Кулаки сами по себе сжимаются не только в фантазии, но и в реальности, когда больное воображение показывает, что её взгляд направлен не на меня.
«Пять», — любимое число, что сейчас ненавижу, ведь ищу глазами, куда она смотрит, и неподалёку замечаю блондинистую макушку.
«Шесть», — не хватает ещё двух, для дьявольски полной картины, когда гадёныш машет ей рукой и, приподняв солнцезащитные очки, подмигивает, кивая головой в приглашении подойти.
«Семь», — как чудес света, но сейчас я вижу не их, а стою и наблюдаю, как она ему улыбается и, встав со своего места, грациозно идёт не в мою сторону.
«Восемь», — вот это она — восьмое чудо света, которое я боюсь потерять и хочу окликнуть, но голос охрип и звучит так жалостно, что самому от себя мерзко.
«Девять», — практически конец моего счёта, я пытаюсь сделать шаг вперёд, но ноги будто свинцом налитые и не хотят слушаться.
«Десять», — открыл глаза и кажется понял, что я окончательно сошёл с ума.
Встречаюсь взглядом с её и понимаю, что пропал безвозвратно. Чувство собственности, высокомерное эго кричит в закромах души наплевать на её счастье и, как минимум, набить лицо белобрысому ублюдку. К её сожалению, но моей радости эгоизм побеждает, и я, не сказав ни слова, решительно разворачиваюсь и иду на выход из номера.
— Брайан, мне не нравится твой настрой! — Кэтрин кричит мне в спину, но гнев в душе не хочет отступать, он уверенно ведёт меня к нарушению закона в виде нанесений увечий особо тяжких.
Подхожу к двери и ногой отбрасываю стоящую сумку в угол. Мне просто необходимо выпустить пар, хоть здравый смысл где-то и пытается до меня достучаться, объяснить, что я неправильно поступаю. Как жаль, что мне плевать на остатки разума.
«Не мне — значит никому», — только и думаю, когда хватаюсь за дверную ручку.
Один рывок, и я практически в коридоре, когда чувствую её ладони на своём локте. Кэтрин буквально повисла на мне, не давая возможности сдвинуться с места. Желание сбросить руки и продолжить свой путь в поисках гадёныша так тяжело борется с сердцем, которое кричит остановиться.