— Куда ты собрался? — спрашивает Кэт, на что я горько хмыкаю, ощущая ком предательства в горле.
— Домой, — спокойно отвечаю, несмотря на бушующий ураган в голове, душе и сердце.
— Лжёшь, — не спрашивает, констатирует факт, с чем я неоспоримо соглашаюсь.
— Лгу, — слова слетают сами собой, когда я слышу тихий всхлип за спиной.
Снова плачет, и снова из-за меня. Впервые в жизни самому волком выть охота от того, до какого состояния её довёл. Не поворачиваюсь к ней, но слышу, что что-то шепчет. Не могу разобрать всех слов, но отчётливо слышу:
«Не изменяла», — звучит как облегчение.
«Он друг», — уже как плевок. Слишком много друг себе позволяет.
«Я хочу», — не слышу чего, но что-то мне подсказывает, что продолжение мне не понравится.
«Не могу», — что и требуется доказать.
«Любила», — в прошедшем времени слышать страшно.
Поток нескончаемых слов как резко начался, так и завершился. До слуха уже доносится лишь невнятное бормотание, а тактильные чувства обострились, кажется, в стократ, когда она нежно поглаживает моё предплечье. Но в этот раз её ласка не приносит удовольствие, лишь ни с чем несравнимую боль, которая коверкает душу, выворачивает все недовольства наизнанку, заставляет глаза щипать от подступающей предательской влаги. В жизни не мог никогда подумать, что захочется плакать. Но сейчас реально хочу и, как ни странно, но мне за это не стыдно.
Ошибки прошлого, словно материальные наполняют меня как пустой сосуд, снова напоминая о сумасшествии, которое настигло в недавний час. Вновь стою и разрываюсь от боли, желания мести и благородного «уйти», даже не вспоминая о гордости, которая твердит задрать выше нос и свалить нахрен из её жизни, мира, окружения. Забыть, растереть и плюнуть, как я это делал со всеми предыдущими. Но я не могу. Не могу, блять, вот так просто всё оставить, что дорого и душе, и сердцу, и телу. Всё нутро буквально орёт, что я без неё ничто. Или это вновь разыгралось больное воображение.
— Брайан, — её шёпот отвлекает от гнетущих мыслей, а руки, что сейчас переместились на талию, крепко обнимая со спины, возвращают в грёбаную реальность, — умоляю, не делай глупостей. Я всё тебе расскажу, только не делай глупостей.
Удивительно, насколько она смогла меня изучить за два коротких года. Я ни слова не сказал о своих намерениях, кроме одного «лгу», как она меня ракусила.
Кэтрин всегда знает… нет, она чувствует меня и, как бы фантастически и удивительно это не звучало, но даже на расстоянии.
Хочу услышать те самые «объяснения», но не уверен, что готов к ним. Не уверен, что хочу знать больше, чем видели мои глаза, они-то не лгут, в отличии от рта. Но в то же время задаюсь вопросом: «А что я видел?».
В голове мелькает мысль, что мы оба идиоты, придурки, как мистер и миссис Смит, которые не могут решить проблему мирным путём, но на периферии сознания я понимаю, что иначе никак. Я бы никогда не подпустил к себе так близко личность, которая будет слабой, глупой, не такой, как я. Оттого в голове снова всплывает «люблю», но в этот раз добавляется: «больше всего».
Убираю свой гнев, собираю гордость по крупицам и откладываю в длинный ящик в голове, душе и мыслях, дабы закрыть это недоразумение сейчас подальше от нас. Медленно разжимаю кулаки, выдыхаю и расцепляю её руки на животе, повернувшись к ней лицом. Смотрю в любимые глаза и вижу влагу, что за сегодняшний день не успевает у неё высыхать. Вытираю и шепчу:
— Люблю…
И за одно короткое слово, за пять долбанных букв я вижу улыбку на её лице. Болезненную, сквозь слёзы вымученную, отчаянную, но улыбку, за которой следует всего одна фраза, и на больше я даже рассчитывать не смею.
========== Часть 6 ==========
— Ты невыносимый, Бейкер, но я не хочу тебя отпускать. Прости, что наговорила… — не даю ей закончить, ведь мне не важны её извинения. Это я должен просить прощение, но не она.
Улыбаюсь и притягиваю её в объятия. Она окольцовывает мою талию, цепляясь за рубашку так крепко, будто боится, что сейчас пропаду. Но я готов поклясться чем угодно, что больше не оставлю её, что буду рядом до тех пор, пока она мне это будет позволять.
— Девочка моя, — шепчу ей в волосы, оставляя поцелуй на макушке. — Родная, маленькая, моя, — будто не веря в чудо, продолжаю, словно влюбившийся мальчишка, а не взрослый мужик.
Она такая миниатюрная, такая хрупкая против меня, что страшно прижать и сделать больно. Хочу оберегать, любить, лелеять, хочу, чтобы она всегда меня вот так обнимала и не отпускала. В голове столько «хочу», что самому страшно от своих мыслей. Непривычно. Но всё же тягостный червячок недоговорённости комом стоит в горле, и прежде чем решаюсь её поцеловать, желаю выяснить интересующий меня вопрос:
— Кто он?
Два слова, как она тихо посмеивается мне в рубашку, за что я шлёпаю её по заднице, довольствуясь вскриком. Правда моя ладонь её не пугает, а ещё больше смешит. Кэтрин утыкается лбом мне в грудь, нежно проводя пальцами по спине. Я же, словно кот, готов мурлыкать, лишь бы она не останавливалась, но в то же время стараюсь контролировать себя, дабы не сорваться и не броситься целовать всё её тело, куда только смогу дотянуться.
— Хороший друг, — успокоившись, она отвечает.
— Прям-таки хороший? — возмущаюсь, сам не понимая, то ли реально хочу её на чём-то подловить, то ли ерундой страдаю, а может просто хочу вывести на эмоции.
Вымученно вздохнув, Кэтрин отстраняется от меня, берёт за руку и тащит обратно вглубь номера. Зайдя в гостиную, она бросает взгляд на испачканный ковер и, отпустив ладонь, быстро возвращается в коридор. Минута ожидания, как она уже стоит передо мной, бросая тапки на пол. Смотрю на неё недоумённо, пока не замечаю, что она тоже обутая и уже идёт в сторону лоджии. Следую по пятам, на ходу одной рукой застёгивая рубашку, второй хлопаю по карманам брюк и, когда понимаю, что сигареты в пиджаке, который до сих пор валяется где-то на полу, хочу вернуться, но не успеваю, как Кэт хватает меня за запястье, покрутив в свободной руке мятую пачку.
— Только правду? — спрашиваю, хоть и знаю, что она лгать не станет.
— Только если взаимно, — говорит Кэтрин, отдавая мне сигареты.
Её ультиматум удивил и даже немного позабавил, ведь я толком ничего от неё не скрывал, а если где-то и умалчивал, то либо это было неважно, либо она не спрашивала.
Едва переступив порог, сразу же достаю сигарету с зажигалкой. Подкуриваю и делаю глубокую затяжку, поднимая глаза к небу. День близится к полудню, а я и не заметил, что мы столько времени провозились с разборками с самого утра. Второй раз вдыхаю едкий дым, когда чувствую её ладони на животе. Обнимая со спины, Кэтрин нежно поглаживает пресс, пробравшись пальцами в зазор между пуговицами. Знаю, что нужно начать разговор, но молчу, предоставляя ей возможность высказаться первой. Не знаю сколько времени прошло, но мы так и не произнесли ни слова. Отправляю за мраморный парапет окурок и достаю из пачки вторую сигарету.
— Ты слишком много куришь, — шепчет Кэт, когда я чиркаю зажигалкой.
Одна фраза, а в голове что-то щёлкнуло, и я выбрасываю так и не зажжённую сигарету. Расцепляю её руки и поворачиваюсь лицом, сделав шаг назад.
— Кто он? — снова спрашиваю, смотря в отражение любимых глаз.
— Друг, — повторяет, обняв себя за плечи, — после многих лет, на протяжении которых мы не поддерживали общение, я увидела Доминика…
— Наконец-то я узнал имя этого гадёныша, — не даю возможность ей договорить, громко рассмеявшись.
На моё высказывание Кэтрин только слабо улыбается. Смотрю, как она закусывает нижнюю губу, и сам хочу это сделать, но упрямо держу между нами расстояние.