Борис в который раз поразился тому, как легко меняет 'старец Григорий' стиль разговора и лексикон, стоит лишь затронуть серьезную тему.
- И значит дальше воевать? - спросил он серьезно. - А народ-то уже от войны устал. По деревням, поди, уже не один десяток тысяч одноногих, да безруких с фронта вернули. А мужику Константинополь не нужен вовсе: он туда картошку продавать не повезет. И?..
- Дык мужичка-то папашка легко к себе привлечет, - Распутин снова напустил на себя простоватый вид, - 'Синюю бумажку' в зубы - мужик его на руках носить станет!
- Чего в зубы? - совершенно искренне изумился Анненков. - Пять рублей ?
- Э-э, нет, дружок ты мой разлюбезный, - рассмеялся Григорий Ефимович. -Пятишница - она просто 'синенькая'. А синяя бумажка - купчая на землю. Задумал папашка землю у наших толстосумов да всякой титулованной сволочи отобрать, да мужичкам и раздать. И синей бумажкой подкрепить. Все законно, и никто никогда не подкопается и не оспорит. И папашка станет истинным 'хозяином земли Русской', о как!
- Покойником он станет, - покачал головой Борис. - И ни ты, ни я его спасти не сможем. Не защитим. Против всего дворянства нам не выстоять... - Он закурил и хмыкнул, - Бл..., я тебя умнее считал.
- А я и есть умнее, - невесело усмехнулся Распутин. - Я все это папашке-то и обсказал, да только не верит он.
Он вздохнул и посмотрел на Анненкова. Тот пожал плечами и раздавил окурок в серебряной пепельнице:
- С царицей говорить не пробовал? Может, попробовать через нее воздействовать?
- Пробовал, - ответил Григорий Ефимович и качнул головой. - Не помогло. Маму-то напугать несложно, да только она, по слабости своей бабьей, донести ничего толком не может. Папашка ее обнял, погладил да и успокоил. Может, ты попробуешь?
- Я?! Нет уж. Если он тебя не слушает, меня - и подавно не станет...
Распутин согласно кивнул и задумался, уперев бородатый подбородок в кулаки.
- Ты мадерку-то пей, пей, - предложил он Борису. - Хорошо, собака, голову просветляет...
- Не люблю я ее. Сладкая и дымом пахнет.
- Так может коньячку приказать? Ты скажи, не чинись...
Анненков отказался и тоже задумался. Над столом повисла тягостная тишина...
- Жандарм родился, - усмехнулся Борис.
- Все слово боятся сказать? - понятливо хмыкнул Распутин. - Ага, ага...
- Слушай, а если это активизировать? - спросил Анненков внезапно. - Смотри, что выйдет: царь лезет на рожон против Антанты, масоны резко активизируют свои действия, и царя отрекают от престола.
- И что? - заинтересовался Распутин. - Дальше-то, что?
- А вот что, - Борис хитро, очень по-Ленински, прищурился. - Семья царя прячется у нас в дивизии, и хрен ее оттуда кто вынет. А в манифесте об отречении он пишет, что передает власть русскому народу, народу-победителю. Под этим соусом мы печатаем подложный манифест, где говорится, что не только власть - народу, но еще и земля - крестьянам, фабрики - рабочим, и мир - народам. Типа: 'Мир без аннексий и контрибуций'.
- Ну?!
- Гну! После этого никакое Временное Правительство в России не удержится, если не станет проводить в жизнь декларированное в этом манифесте. И никакие масоны тут не помогут, а большевикам, которые только одни и смогут взять власть, ни император, ни его семья никаким образом мешать не станет. Наоборот: большевики с него пылинки сдувать станут. Пенсию от государства дадут, парочку дворцов оставят, а то, глядишь, и к себе затащат!
Тут Анненков расхохотался, живо представив себе престарелого Николая II со значком '50' на лацкане пиджака. Распутин, сумевший увидеть тоже самое сперва озадаченно насупился, но считав из мыслей собеседника необходимую информацию, тоже захихикал.
- Может и пройти, - проговорил он, отсмеявшись. - Попробую папашку подпихнуть. А ты, давай-ка, тоже не сиди сиднем: вона цесаревна по тебе сохнет, так и ее подтолкни. Амурчиков там подпусти, а под этим соусом - скажи-ка, мол, дорогая, папеньке-венценосцу: не тяни, мол, с политикой и переговорами с Германией.
Услышав это, Борис, не сумев сдержать эмоций, изумленно вылупился:
- Гриша, друг дорогой, а ты часом не заболел? Какая еще, на хрен, цесаревна?!
Распутин лукаво улыбнулся:
- Куда ты там ее пристроишь: на хрен, али еще куда - то твое дело. А цесаревна - да Ольга ж! Сохнет по тебе девка, истинный крест - сохнет. А ты и не видишь... Сухарь ты черствый!..