Снаряды ударили в обшивку: один, другой, расцветая клубками огненных всполохов. Машина судорожно дернулась, забилась в конвульсиях. Затем новый шквал ударов. Во все стороны брызнули осколки оперения, с силой вырвало и унесло прочь правое крыло, вспыхнули, выворачиваясь сопла. Самолет по инерции прополз несколько метров, а после, закручиваясь в штопор, ринулся к земле. А следом рушилась и надежа быстрого прорыва из кольца. Немцы же вновь издевательски повторили предложение сдаваться, упомянув про бессмысленность сопротивления. Открыто намекая, что в случае новой необдуманной попытки жертв со стороны советских военных будет гораздо больше. Под конец добавили три часа на размышления - и смолкли, разом выключив свет. Ночь навалилась на десантников со всех сторон черная и плотная, будто вата...
Глава N21 - Косолапов. 02.55, 19 ноября 2046 г.
... Для Ивана путь к Новосибирску выдался сложным. Почти неподъемным. Десантник держался на чистой силе воли - да и то не без помощи чуда. Первым было, конечно, что Косолапов вовсе сумел попасть на "Алатырь". За это спасибо следует сказать не только Чемезову, но и товарищам по оружию - ведь именно они в течение трех дней тащили Ивана на плечах. Израненного, обессилившего. И это чудо, конечно, чудо человеческое: учитывая обстановку последних дней перехода, сколько стоило десантникам не опустить руки, не отчаяться, не бросить "живой балласт"? Скромный подвиг не перестаёт быть подвигом.
Дальше благодарить Ивану следует медиков "таймырской крепости". Именно они за считанные дни не только на высшем уровне подремонтировали израненного десантника (и положение его было на момент прибытия далеким от благополучного). За три дня последнего перехода из-за полного отсутствия медикаментов у эскулапов не осталось возможности не только оперировать, но даже и обеспечивать приемлемый уход. И изначально довольно легкие раны обросли букетом осложнений как новогодняя елка игрушками. Скляр, и без того смертельно осунувшийся, с посеревшим лицом и запавшими глазами, только зубами скрипел в бессильной ярости. Но был бессилен. А вот в курортных условиях заветной базы не без труда, но удалось поставить и Косолапова в числе прочих на ноги. Хотя, конечно, никакая ударная реабилитация не имела бы успеха, если бы пациент сам не цеплялся зубами, ногтями - чем угодно, - за шанс вернуться в строй. Уж очень не хотелось Ивану оставаться на базе словно какому инвалиду, когда товарищи пойдут наконец в бой. Ведь инвалидом себя десантник никак не чувствовал и признавать не хотел. Категорически!
К тому моменту Иван стал личностью известной в бригаде. Про двоих чудом успевших вскочить на подножку не какого-то там поезда - самолета! - ещё недавних "смертников" слышал каждый. Слава, конечно, не то чтобы слишком завидная, не героическая, но все же. Тем сильнее хотелось сержанту заполучить новый шанс. Ведь и Лида, и Вадим очки только набирали. За спасение бригады - уже во второй раз - на молодую красавицу-лейтенанта молились поголовно все неженатые десантники. Ну а Раевский в глазах самой Соболевской приобретал всё больший вес.
Увы, слишком быстро кончилась передышка. Судьба вновь грубо и бесцеремонно - как ей свойственно - вмешалась в течение дней. И если находясь на "Алатыре" Косолапов не только завидовал более удачливому сопернику, но и позволял себе довольно нелицеприятные, недостойные мысли, то после марша, после Томска... После Томска Ивана не покидало чувство жгучего стыда за свое недостойное поведение. Личные счеты это личное дело. Особенно если они надуманны. Но перед лицом испытаний негоже заниматься мелочными склоками. Смерть же и вовсе навсегда и крепко расставляет всё по местам. Теперь старший лейтенант Вадим Раевский навсегда останется для Ивана не раздражающим соперником, а боевым товарищем, героем, на которого нужно равнять всю дальнейшую жизнь...
Немало этому превращению чувств способствовало и кое-что другое. До обычного сержанта никто ведь не доводил детали операции. Потому Иван лишь после, вместе со всеми узнал, что именно благодаря настойчивости Вадима Лиде тогда не пришлось подниматься в воздух со смертельным грузом для почти самоубийственной атаки. И какой сволочью надо было быть, чтобы сохранять за пазухой камень?