— Просто взял отгул.
— Си мне не верит больше, — донесся из гостиной голос Одель.
Грэйс влетела в гостиную и крепко сжала подругу в объятиях. Это была их первая встреча после похорон Томми, хотя по телефону подружки болтали часто. Одель пошла на кухню принести кофе и кое-какую закуску, а Грэйс поудобнее устроилась на диване и заметила, что и диван, и ковер в гостиной новые.
— Люк научился вытирать ноги, входя в дом, вот мы и решили обзавестись хорошей мебелью, — объяснил Си. — Этой роскоши нам хватит до конца наших дней.
— Вы забыли о внуках, — напомнила Грэйс.
Тут вошла Одель с подносом, поставила его на кофейный столик и улыбнулась.
— Внуки, — произнесла она мечтательно, а потом озорно добавила: — А может быть, и крестники?
Грэйс сделала вид, что не понимает, на что намекает Одель, но Си подлил масла в огонь:
— Поздравляю! Полчаса назад звонил твой друг, он настаивал, чтобы ты отдохнула как следует, прежде чем лететь в Лос-Анджелес.
— Я убью его! — заорала Грэйс.
— Ну зачем же? — ласково заступилась Одель. — Он такой хороший мальчик, то есть мужчина. Он так рад, что ты забеременела.
— Если бы он только мог, он сам бы забеременел, — заворчала Грэйс. — Мне иногда кажется, он и в самом деле беременный, столько он говорит об этом.
— Но это же так хорошо, что он заботится о тебе, — прощебетала Одель. — Вот когда я носила Люка, где ты был тогда, Си?
— О Господи! Давайте не будем составлять список моих преступлений. Грэйс прилетела сюда не для этого. Верно, Грэйс?
— Си, я очень хорошо отношусь к тебе, — строго сказала Грэйс, — но дело, ради которого я прилетела к вам, касается только меня и Одель.
Одель смиренно — ноги вместе, руки на коленях посмотрела на мужа, муж посмотрел на нее, а Грэйс напряженно следила за супружеской парой.
— Грэйс, — начала объяснять Одель, — после того случая с Труди, когда нам пришлось вызвать полицию, я дала обещание Си, что не буду скрывать от него ничего, связанного с Томми и его женами. Поэтому, Грэйс, если хочешь что-то сказать, говори нам обоим.
Грэйс задумалась. Насколько Си посвящен в это дело? Знает ли он, что Одель встречалась с Томми за три дня до его гибели? Ну ладно, получайте.
— Вы сами напросились, — предупредила их Грэйс.
И приступила к повествованию. Рассказала она и о том, как нашла дневник, в котором Томми записывал свои встречи в последние недели до смерти.
— Он встречался с Труди, — рассказывала она, — но не только с ней. — Грэйс многозначительно глянула на подругу. — Кроме того, я обнаружила очень странную вещь. Рукопись.
Далее Грэйс объяснила, что в этой рукописи ей кажется странным, и Одель подтвердила, что Томми больше всего любил мясо.
— Более того, мы ели мясо с ним в ресторане, куда он пригласил меня, когда… — Тут Одель осеклась, сообразив, что наболтала лишнего.
— Когда ты встречалась с Томми в Лос-Анджелесе за три дня до его убийства, — закончила за нее фразу Грэйс.
Си уставился на Грэйс. Боже мой! Только сейчас до нее дошло, что Си не знал об этом!
— Я уже все объяснила полиции, — выпалила Одель, не дожидаясь, пока Си разразится проклятиями.
— Ты встречалась с Паттерсоном?! — взревел Си. — Какого черта?
Одель встала, отошла подальше от обоих мучителей, тяжко вздохнула.
— Моему приюту нужны деньга, — начала объяснять она. — Очень нужны. Каждый год правительственное финансирование приюта сокращается. К кому только я не обращалась с просьбами пожертвовать деньги, и к частным лицам, и к организациям, даже в «Молодежную лигу». Но в наше время благотворительность вышла из моды, несчастные дети и женщины никого больше не интересуют. Теперь деньги дают только на борьбу с новыми болезнями да на политику. Но мужья и сожители по-прежнему издеваются над своими женами и так называемыми подругами, в этом наше общество почему-то не изменилось. Я вижу страдающих женщин и их детей каждый день, я вижу, что несчастных становится даже больше, а я ничего не могу сделать для них. Прямо сердце разрывается, когда смотришь на них и выслушиваешь их жалобные истории. Я уже истратила на приют все небольшое наследство, которое досталось мне от родителей и которое мне следовало бы сохранить для моих собственных детей. Я беру деньги для приюта и из зарплаты Си, но приюту все равно не хватает. Вот я и задумалась — у кого денег больше, чем он заслуживает? Кто хапает много, а дает мало? Это Томми Паттерсон. — Одель в изнеможении вернулась на свое место и села. — Поймите меня правильно, это не месть. Конечно, он предал меня, оставил меня и дочь без средств к существованию. Но с тех пор прошло много времени, я выкарабкалась, ненависть растворилась во времени. Время лечит. Я нашла Си. Или он нашел меня, — улыбнулась она мужу. — Теперь у меня все в порядке. Си удочерил Юлию, Юлия выросла, я даже не рассказывала ей о ее настоящем отце. Как говорится, если не можешь сказать о человеке ничего хорошего, лучше не говори ничего. Я понимала, что Томми манипулирует миллионами людей так же, как когда-то манипулировал мной, и наживается на этом. Ты, Грэйс, тоже ведь понимала это. Так зачем мне рассказывать своей дочери о таком человеке? Конечно, Юлия сама где-то разузнала правду о Томми. А что я могла против этого сделать? Она уже взрослая. Я и так всеми мыслимыми и немыслимыми уловками ограждала ее от жестокой правды до тех пор, пока это было возможно, не показывала ей ее свидетельство о рождении. Когда Юлии надо было получать водительские права, я пошла в их контору и наврала, что не могу найти ее свидетельства о рождении, поэтому они поверили ее школьным документам. Но это не могло продолжаться до бесконечности. Си, помнишь, как Юлия с подругой отправились путешествовать летом в Европу? За границу невозможно уехать без паспорта. Так Юлия и узнала, что ее настоящий отец — Томми Паттерсон.