– А из-за пустяка! – проскрипел голосом безымянный, – Нужно было человеку сместить злость от усталости, вот он и нашел слабенького. Он не в первый раз так самоутверждается. Окружил с подсосами меня на перерыве, стал стебать за то, что у меня ничего не получается, а я взял и сказал едкую колкость в ответ, принизив его перед собственной сворой. У него такое лицо было смешное в тот момент, ты и не представляешь!.. Этот снег… знаешь, он так хрустит под ногами… кажется, будто я хожу по телу Егора – и ломаю каждую его косточку. Хруст… Хруст…
Последнее высказывание меня напугало. Оно прозвучало убедительно жутко. Мне резко захотелось отстраниться, как-нибудь попрощаться, но собеседник конкретно привязался ко мне. Мы шли по лужам, по таявшему рыхлому снегу в холодный апрельский день. И одно радовало: до дома моего оставалось несколько минут ходьбы.
– Ты ведь Данил, да? И учишься в одном классе с Сашей Гамбаровым, да? – немного погодя спросил меня собеседник.
– Все верно. – спокойно ответил я.
– Ты самозванец. Не похож на остальных. Ты из той высоконравственной породы людей, коих осталось мало. Хотя, признаюсь, изначально ты мне показался типичным приспособленцем, пристроившимся к сливкам класса… Но я ошибся, ошибся… В тебе заложена справедливость. Ты – образец правильного человека. Я пока это не утверждаю, но, возможно, ты относишься к касте чистых людей, к примерно… пяти процентам. И если это так, то ты должен меня понять сейчас, ибо ты ежедневно видишь остальные девяносто пять процентов. Человечество окончательно загнало себя в тупик. Мы веками просвещались, внедряли мысль, что человек выше любого животного, человек – нечто особенное. А затем наступила политика полной свободы. А так нельзя! Нельзя давать человеку свободу. Человека надобно держать в узде, иначе он превращается в свинью и себялюбивую мразь! Сейчас вся интеллигенция, толкавшая нас, челядь, в будущее, – испарилась. И к чему мы скатились? Незнакомые люди оттопыриваются на вписках, а на следующий день забывают друг друга. Каждый мнет кости другого, вечно судачит. В основе культ безграмотности, легких денег. Никому просвещение не сдалось! Нынешние люди – такие мерзкие, двуличные, склизкие ящерки, готовые ради пачки банкнот (если предложить) лишить всякого уличного бродягу жизни (главное, чтобы это не привлекалось по закону!). И все такие индивидуалисты! Люди – черствые мешки с прогнившими органами и дерьмом. Разве нужно нам, человечеству, существовать в таком виде? Мир летит в пропасть! Не для этого мы развивались! Мы запустили процесс гниения; теперь он привел нас к такому состоянию, какое мы имеем. Что ты думаешь? Может, если мы все исчезнем, то миру сделается только лучше?
– Я думаю, что люди, несмотря на все минусы – удивительны. – признался я; и я до сих пор придерживаюсь этого мнения. – Везде есть как хорошие стороны, так и плохие.
– Ну-ка, обоснуй. – злобная ухмылка, которая обозначала желание поспорить появилась на лице собеседника.
– Обосновал бы, да вот до дома моего мы дошли. Мне надо идти. – из кармана я достал связку ключей.
Мы стояли возле самой обыкновенной Хрущевки; такими район моего детства был усыпан. Она была бетонной, мрачной, убогой, с тесными квартирками, но родной. И ни один иностранец не поймет этой теплоты серого панельного здания…
Дул прохладный ветерок, пронизывающий почему-то именно пальцы ног. Меня жутко страшил мой собеседник (хотелось побыстрее убраться), но одновременно мне хотелось и выслушать его, нечто захватывало меня. Собеседник взглянул на мой дом, странная эмоция выразилась на его лице, непонятно мне было, что происходило в его голове, но глаза мальчишки прищурились, и он сказал:
– Так и быть. В следующий раз еще поговорим. Подумай пока над словами, которые я высказал. Я ценю, что ты остановил сегодняшнюю попытку моего избиения. – он протянул мне руку.
Я посмотрел на нее: это была рука бледновато-желтая, с длинноватыми для парня ногтями. На ладони виднелся странный шрам, от которого глаза мои не могли оторваться. Я настороженно пожал руку собеседнику.
– Меня зовут Дима. – наконец сказал тот и спрятал руку, предварительно самостоятельно взглянув на шрам.
***
Дима насторожил меня уже тогда. Испугал. Но я никому даже и не думал сообщать о его странных речах, наклонностях или как-нибудь переубеждать новоиспеченного знакомого. Как и всякий человек в подобной ситуации, я просто решил закрыть глаза на правду. Не бороться с проблемой, а благополучно сделать вид, словно проблемы и вовсе не существует.