– Переворачиваем его на бок! – приказал тот. – Потерпите, Александр Романович!
– И… Данил… тут… Данила… – мой бывший тренер посмотрел на меня.
– Молчите, Александр Романыч. – сказал я. – Крепитесь.
Мы стали тянуть на себя огромную двухметровую тушу, что постанывала от боли. Перевернув, я взглянул внимательно на свои трясущиеся руки: грязь на них смешалась с кровью, чужой кровью.
– Выходного отверстия нет. – отметил Никита.
Он вдруг вздохнул, посмотрел на ремень, лежавший подле него и воскликнул:
– Да твою мать! Я не понимаю-ю-ю! – Он, торопясь, обратно надел ремень, после снял с себя фиолетовую рубашку, оставив на себе лишь заправленную белую футболку. Фиолетовую рубашку, которую часто можно было заметить на нем, Никита порвал и принялся обвязывать ей рану пострадавшему. Я помогал по возможности своему другу.
– Б-больно… вато… – тихонько корчился Александр Романович.
– Вроде плотно, да? – спросил у меня Никита.
– А чем ему это поможет?
– Да почти ничем!
– Данила… Ты тут? – вдруг позвал меня Александр Романович.
– Я здесь, здесь. – отозвался я.
– Зря ты… баскетбол бросил. – он попытался посмеяться, но от боли у него это плохо получилось.
– Да, может быть…
Я был в шоке. Из моего тренера уходила жизнь. И я даже в ту секунду представить не мог: «Вот сейчас он есть, а через минуты, совсем скоро его не будет… Разве это возможно?» Когда я почувствовал, что сейчас, возможно, мой последний шанс поговорить с Александром Романовичем, то я заговорил:
– Послушайте, Александр Романыч. Вы не умирайте, хорошо? Не смейте. – поник я, – Не смейте умирать! Не сегодня. Вы всегда говорили мне терпеть раны. Вы сказали мне в прошлый раз, чтобы я боролся с проблемой, доминировал над ней… Вот и вы – боритесь! Только не смейте умирать!
– Я не умру… Но спать, мне та-а-ак хочется спать…
– Вам нельзя закрывать глаза! – прокричал Никита.
– Но мне тем-м-м-мно. Я хочу…
Неожиданно к нам подошла Неля. Увиденная картина уже не так пугала девушку. Она присела на коленки и резко всунула руку в карман учителя.
– Ты чего? – полушепотом спросил я.
– Сейчас… – Неля так же быстро достала из кармана бумажник, открыла его и нашла семейную фотографию Александра Романовича.
– Ты гений! Нелечка, ты гений! – я хотел обнять ее, но все мои руки были запачканы кровью.
– Вас кто-нибудь ждет дома, Александр Романович? – ласковым голосом начала было Неля.
– Да-а…
– Кто вас ждет дома?
– Жена… Дочка…
– Смотрите, Александр Романович, – Неля поднесла фотографию к глазам учителя. – Это они?
Давеча безразличные и болезненные голубые глаза Александра Романовича, на секунду вдруг оживились, засияли.
– Они… – шепотом произнес он, – Мои девочки… Мне хочется… спать, я зас-с-сыпаю… – лицо его понемногу бурело.
– Не надо спать! Ради дочки, ради жены… Не засыпайте. Как вашу дочку зовут?
– Ма-а-а-шка,
– Вот ради Маши и не надо спать, хорошо?
– Хоро… Да…
У Нели получалось убедительно говорить. Она, никого не спросив, взяла ситуацию в собственные аккуратненькие руки. Она показывала семейную фотографию Александру Романовичу, говорила с ним о семье для того, чтобы у мужчины оставалась мотивация жить, чтобы он боролся и не закрывал глаза.
– А жена ваша, она хорошая?
– Замечательная… Иногда капризничает, но я так ее люблю!.. – из левого глаза громадного мужчины потекла слеза. – Я хо-о-очу ее скорее увидеть…
– Если вы не закроете глаза, то совсем скоро увидитесь, я вам обещаю. А, послушайте, как вы познакомились?– Неля так улыбалась и в такой манере говорила, словно сама сдерживала слезы.
Александр Романович полежал молча с минуту и сказал:
– В старших классах… классах школы я-я-я… давал ей списывать… домашнюю работу… Она за это мне-е строила… глазки… Так я и понял, что она-с с-с-станет моей женой.
– Это мило… Вот вы сейчас потерпите, вам обяза-а-ательно (она как-то растянула это слово) станет лучше! Вы увидите своих любимок и крепко-крепко обнимете их.
Я смотрел на Александра Романовича. Наблюдал за тем, как медленно из него продолжает уходить жизнь. Он вроде бы и цеплялся… карабкался ради семьи, но руки у него были обмазаны маслом… Мне стало больно от той мысли, что, скорее всего, он уже не увидит ни жены, ни дочери. Его «любимкам», как их назвала Неля, лишь позже придет извещение о смерти мужа и отца. Я перевел взгляд на мою Нелю, а затем взял ее за руку. И плевать, что я ее запачкаю, плевать! Для меня главным было то, что она жива, что я могу ее поцеловать, сказать, как сильно ее люблю. Ведь жизнь и общие пережитые моменты с по-настоящему любимым человеком – временны. Любимые уходят и потом ты только и чувствуешь их запах в воздухе, замечаешь их силуэты в случайных прохожих. У каждого рано или поздно настанет день, когда нерасторопно присев, допустим, на скамейку, мы осознаем, что все наши любимые люди живут теперь только в наших сердцах, в наших воспоминаниях.