— Скажи, что разбойники? — хрипло спросил Ганс, лишь сейчас замечая на одежде Энши уже высохшие бурые пятна. — О нет, ты ранен?!
— Пустяк. С четверкой я разобрался. Ты хорошо их помял, от меня атаки не ждали… Считай, повезло.
— Ты утаил, что владеешь мечом?
— Что-то могу, если прижмёт.
— Подобное следует говорить сразу. Ведь я обязан…
— Ой ли? Подумай сам. Я бывший заключенный — вряд ли безобидный ребёнок.
— И ты смел утверждать, что тебя заперли без причины? Смел порочить имя Его Императорского Величества?
Энши вздохнул и снова обернулся. Но в его взгляде на этот раз скользила обидная жалость, как к умалишенному:
— Одно мешает другому? Да ну? У тебя меч не для красоты, но что-то за решетку ты не торопишься.
Ганс предпочел промолчать. Уж слишком хорошо у Энши был подвешен язык — такое чувство, что любой разговор он сможет завести именно туда, куда ему нужно. Да ещё и так убедительно. Но кое-что паладин игнорировать не имел никакого права:
— Ты спас мне жизнь, хотя мы не очень ладим. Прими мою благодарность. Я в огромном долгу.
— Именно так, — на губах Энши мелькнул и тут же исчез довольный оскал. — Не забывай этого.
— Такое не забывают.
— Кто знает… Вы, люди, прекрасно умеете забывать.
К своему удивлению, Ганс услышал в этой фразе не издевку, не подколку и не вечную насмешку, что так часто слетали с губ рыжего спутника. В этих словах Энши далеким отзвуком сквозила застарелая, но вовсе не исчезнувшая горечь. Такая, какую вряд ли разыграет даже самый лучший бард ради самого лучшего своего сказания. И Ганс невольно спросил:
— Расскажешь? Я знаю точно, любой груз легче, если его разделить.
— Хо-о… Неужто сам просишь очередную «сказку»? Не стоит. Ты охотнее веришь в кружева императорского лицемерия. Вот и сиди глухонемым с закрытыми глазами.
Ганс скрипнул зубами, но в этот раз не позволил себе промолчать — ведь разговор он начал сам:
— Скажи, почему… Почему ты так уверен, что он предаст? Мой род служит Семье много поколений. Сколько лет Его Императорское Величество правит нами? Ни разу еще он не дал повода в себе усомниться, сдержал каждое слово, данное народу, и…
— И что? Народ — громкое слово. Общие слова исполнить проще, чтоб ты знал. Величество понимает, кто я, боится меня и ни за что не даст того, что обещал. Если повезёт, позволит свободно гулять по миру. Даже торжественно всучит какой-нибудь пустырь под видом титула и земель. Но не снимет оков, которые повесил на меня ритуал. Для меня цепи и кандалы подземелья просто изменили свой облик. Не более. Не более, Ганс. Никакая это не «сила». На деле меня проще снова замуровать и забыть. А тебя, слепая верная пешка, Величество просто убьет. Даже если ты мне не веришь — ты много узнал и увидел. С самого начала ты просто мясо. Дорогое, элитное, но мясо. Как когда-то поклялся, ты отдашь за империю жизнь. Только самой империи это не нужно.
— Так значит, ты шпион? Может быть, из предателей?
— Что?
— Ты говорил мне, что оказался неугоден. Ты так старательно пытаешься настроить меня против Его Императорского Величества, что злиться на это уже просто смешно. Так скажи, какое ещё мне искать объяснение?
— Я уже сказал, Ганс, я всего лишь говорю правду. Ты не веришь, потому бесполезен как ключ. Я, к слову, это только что понял. Сам подумай: в основе силы магии всегда была искренняя вера. В этом маги от жрецов отличались мало.
— В сказках.
— В истории, от которой вы, люди, отказались.
— Ты говоришь мне… — Ганс всё же невольно замялся. Разговор ему не нравился интуитивно: сказки о магии всегда считались постыдной ересью, — ты говоришь, что пятеро богов-воплощений, которые предали весь людской род и бежали, не в силах справиться с гневом возмездия, действительно были?
— Предали людской род? — в голосе Энши скользнуло удивленное веселье. — Не в силах справиться? Ты серьезно?
— Настаивая на правдивости сказок, ты даже не знаешь, о чем они?
— Плесень подземелий плохой рассказчик. Я настаиваю лишь на том, что магия существует. Существуют и Пятеро.
— Хорошо. Ты спас мне жизнь, я не хочу сомневаться в твоих словах. Но скажи, где они сейчас?
— Ушли.
— Предали людей.
— Нет. Просто ушли. Ваша людская жадность встала всем поперек глотки. Вы хотели больше и больше, а когда мы отказались снять границы, дать полную власть над природой, пришли в ярость. О, «гнева» там и правда было достаточно. Слепой жажды, если точней. Видел когда-нибудь, как голодные псы дерутся за кусок мяса? Пятерка в кой-то веки даже не спорила друг с другом. Мы не стали терпеть и не стали бороться. Ваш мир потерял право на магию. Мы запечатали единственную угрозу, с которой люди не могли справиться сами, и ушли. Эта угроза — тёмные. Твари, ради которых в игру со мной и ввязался Величество. Из всей Пятерки только один нашел тех, кого назвал друзьями. Он верил в людей, верил, что не все алчут силы. Даже когда остальные ушли, он остался, зная, что печать не вечна. За что и поплатился. Те, кого он считал друзьями, сковали его силу и на века заточили в подземелье. Как я могу судить, после этого были уничтожены все маги огня, кроме одного рода. Императорская семья сделала всё, чтобы превратить Пятерку и саму магию в миф. И вот в эту сказку уже верить не стоит. Конечно, на это ушло время, но спустя пару поколений императорский род стал сильнейшим, последним, кто обладает «необъяснимой силой». Потом у них нашлись завистники, нынешний род добрался до тайника, захватил власть силой… Думаю, ты лучше меня знаешь, как всё было дальше.