Она думала, что будет легко – как укол анестезии, но вышло еще хуже. Почему, почему решение, которое казалось простым, приводит к таким мучениям?
За дверью – полицейский Герхард Коул, сын Бенджамина Коула.
– Я должен с вами серьезно поговорить.
Он достает что-то из кармана. Лара думает, что это наручники. Но это маленький предмет. Лара берет его в руки. Синий и гладкий шарик. Ее начинает трясти.
– Откуда это у вас?
– Мы разговаривали прошлой ночью. Я патрулировал улицы. Видел, как вы закапывали этот шарик возле дома. Вы тогда еще кое-что мне сказали. Вы не помните?
Лара мотает головой. Поздно уже отпираться. Она не помнит.
– Вы сказали, что лучше жить в белом сне, чем в серой реальности. И про шарик вы мне еще тогда рассказали. Про сына.
Лара молчит. Моргает. Слезы катятся по щекам, она вытирает их медленно.
– Вы арестуете меня?
Полицейский хмурится.
– Нет, за что? А, погодите… – он делает паузу, его лицо проясняется. – Вы думаете, это вы разбили панель? Нет, не вы. Мы с вами той ночью разговаривали, как раз когда это сделали. Когда включили сирену.
Такого облегчения Лара не испытывала ни разу в жизни.
– Правда? Господи…
Слезы все текут и текут. Лара не успевает их вытирать. Полицейский дает ей платок и сжимает плечо.
– Я думала… это я сделала.
– Не вы, нет. Но вы меня обманули. Вы не пьете таблетки.
Лара плачет сильнее.
– Я не могла. У меня не было никаких сил. Я все, все потеряла из-за этой чертовой планеты. Они бросили нас тут. Я ждала семью. Я не знала про болезнь. И оказалась не готова.
Говорить правду – облегчение. Лара успокаивается. Надо же, она думала, что выплакала все слезы десять лет назад, когда поняла, что теряет память.
– Я думала, когда окончательно все забуду, станет легче.
Теперь, когда все выяснилось, говорить правду – облегчение.
– Я не могу себе представить, что вы чувствуете. Но я думаю, что вы очень смелая. Не только потому, что прилетели сюда. Все это преодолеть тоже нужна смелость. А болезнь – не выход. Вам надо жить, Лара.
Он говорит негромко, как с нашкодившим ребенком. Лара сжимает в кулаке детскую игрушку. Он прав, как бы ей не хотелось это признавать. Нет никакой анестезии. Все, чего она лишилась, останется с ней.
Смелая Лара. Шарик в руке теплый на ощупь.
– Я попробую.
Анна Гришина. Бок о бок
Из большой комнаты доносится шум выстрелов и сирена то ли скорой, то ли полиции, сменяющаяся через пару минут звуками рекламы. Татьяна стоит на кухне в ярком фартуке с ничего не значащей для неё надписью Do what you like и жарит котлеты. Она всегда добавляет в них ужасно много масла, чтобы ничего не пригорало. Раскалённое масло шкварчит, летит во все стороны и брызгает на стены. Татьяна отмоет их в мае во время генеральной уборки, а сейчас только начало осени.
Они с Сергеем поженились восемнадцать лет назад. Познакомились на последнем курсе института на дне рождения её одногруппника. Встречались по вечерам то у Серёжи дома, то у Тани, съездили вместе на море, а потом вернулись и устроили свадьбу. Деньги тогда собрали родители, потому что никто из них двоих ещё не работал, а пожениться уже очень хотелось. Было человек шестьдесят. Гости много пили, играли в дурацкие конкурсы, пели и кричали, будто соревнуясь, кто из них больше радуется за молодожёнов. А Таня с Серёжей, счастливые и влюблённые, прятались ото всех под столом и целовались.
После свадьбы они сразу же въехали в квартиру, которую им подарил Серёжин дядя-генерал. Первое время они подолгу валялись на диване, закинув друг на друга ноги, читали, обсуждали всё и ничего, ели и спали. А потом пришлось начать работать. Ни Серёже, ни Тане работа не нравилась, но у Тани появилась веская причина свою бросить – через два года после свадьбы родился Саша, и она ушла в декрет.
Сначала они ужасно радовались сыну, даже слишком – никак не могли от него оторваться. Носились по очереди к кроватке проверять, как он там спит, фотографировали его каждый день на память и всё ждали, когда он уже заговорит. Но потом как-то слишком быстро устали, и не было понятно, от чего именно – от того, что они стали родителями, или друг от друга. А может, и от всего вместе. Им всё казалось, что они не успели побыть молодыми, и оба они боялись об этом сказать. Таня обижалась на Серёжу за то, что он не мог попросить свою неработающую маму иногда сидеть с внуком. Ей хотелось хоть изредка иметь возможность видеться с подругами и отдыхать от домашних хлопот. Серёжа обижался на Таню из-за того, что они не обсудили, хотят ли они ребёнка.