1(2)
1(2)
"Прям сказочный принц..."– сказала мечтательность, не давая оторвать взгляд от спины... теперь уже знакомца. Шаг другой и вот он уже не один на аванс сцене. Молодая симпатичная девушка, стоящая за прилавком совсем не по дежурному улыбнулась подошедшему мужчине. Она что-то спросила, одновременно легким движением руки заправив светлую волнистую прядку за ухо, и в улыбке мелькнула игривость. А девушка, чуть наклонившись вперед, что-то показала на витрине, как бы невзначай, привлекая внимание к своему декольте. Так сказать выбор на любой вкус. И еще раз светлая прядка была заправлена за ухо.
Мечтательность покрылась трещинами реальности и Уля быстро отвернулась к окну. Дождь за стеклом поплачет за нее, а у нее не будет ни слезинки на глазах. Они кончились у нее давным-давно, а вместо них осталась привычная горечь осознания, что не красавица. Ни на лицо, ни на остальное. Размер груди можно сказать минус первый. Нижние девяносто значительно больше этих самых девяноста. А понятие талия не состыкуется с ее трапециевидной фигурой. Ноги же хоть и не дуговаты, но коротковаты, да к тому же мощно волосаты...
Ну, если начинает наваливаться привычный депрессняк, значит пора домой. Домой, где уютное кресло новенький ноутбук и ее читатели ждущую сегодняшнюю проду.
На душе посветлело. Уля одним глотком допила остатки латте. Все – домой!
Она отодвинулась от стола и замерла, вспомнив, точней заметив, мужской плащ, спокойно висящий на спинке кресла напротив. И как быть не понятно. Она, конечно, ничем Саше не обязана, но все равно встать и уйти как-то неловко... Даже просто некрасиво. Так что придется немного подождать, а когда хозяин плаща вернется, то попрощаться и домой. Уля снова повернулась к окну. И вдруг замерла, поймав легкую мысль, что этот Саша интересно смотрелся бы в ее книге. Конечно не в роли красавчика принца, а вот в виде присматривающего за ним дядюшки самое то. И пусть героиня влюбится в него, а не в его венценосного племянника. Кстати сейчас она как раз подошла к тому моменту, когда можно ввести нового персонажа. Пуст будет противная погода. Дождь зарядит как сейчас... Из-за этого героиня, застрянет в административном корпусе. И тут войдет он. Увидит героиню и решит, что она служанка... Нет, лучше секретарша... И поэтому он ей скажет...
— Лягушка, помоги, пожалуйста.
Вздрогнув, Уля обернулась и с некоторым недоумением посмотрела на вернувшегося Сашу. В одной руке мужчина держал две чашки чего-то кофейного, а в другой два блюдечка с пирожными.
– У меня, кажется, палец в ручке застрял, – пояснил он,– боюсь разлить...
Сознание женщины неизбалованной мужским вниманием с хрустом распалось на половинки. Один, восторженно-радостный кусочек, бросился на помощь, заставив подхватить блюдечки, избавляя Сашу от лишней ноши. Другая половинка испуганно замерла, пытаясь понять, кому и для чего она могла понадобиться.
— Вот теперь можно поговорить,– сказал Саша, усаживаясь напротив, – я взял латте и капучино. Что ты выберешь?
— Зачем это все?– жестко спросила Уля, встав на горло своей романтичности.
— Если ты вдруг не догадалась, то поясню, что разговор за пустым столиком несет в себе некоторую ущербность.
— И почему ты решил, что мы будем сидеть и разговоры разговаривать? Я домой уже собиралась...
– Ну, куда же ты пойдешь, когда такая стихия бушует за окном? Посмотри, как хлещет, словно из ведра...
В этот момент в свинцовой тяжести затянувших небо туч внезапно образовался просвет, словно давая шанс вечернему солнцу извиниться за наполненный сыростью вечер. Запрыгавшие по успокоившимся поверхностям луж лучи расцвечивали улицу яркими бликами, приглашая на неспешную прогулку. Однако ничуть не смущенный погодными обстоятельствами Саша продолжил:
— Ты только посмотри, как дождь припустил! Вымокнешь за минуту до последней нитки, даже зонт не поможет.
И улыбнулся.
А растерянная Уля механически взяла чашку со стола и, не донеся ее до рта, завороженно застыла, потерявшись в ощущении сюрреалистической сказки, созданной слегка размытыми мазками импрессиониста. И только лицо сидящего напротив нее Саши удостоилось четких лаконичных линий, подчеркивающих без слащавости его мужскую красоту.
Но главное он ей улыбался. Ни кому-нибудь, а ей.