Здания так называемого "санатория" построили еще до войны. Сначала здесь располагалась клиника, во время войны сюда свозили раненных с южного фронта. После капитуляции Берлина, "санаторий" засекретили, местные врачи проводили аборты дамам высшего эшелона, скрывающим свой мелкие грешки, дабы не попрать моральный облик общества. В это время в США вспыхнула волна исследования химического и бактериологического оружия, и санаторий плавно переквалифицировался в лабораторию по разработке новых видов оружия. Секретными этапами со всей страны сюда свозили "отказников", грудных детей, от которых отказались нерадивые мамаши. Над младенцами ставили чудовищные эксперименты - юный, не обремененный заболеваниями, организм оказался идеальным материалом для экспериментов. Да и кто будет искать детей, от которых отказались собственные матери и которые по документам даже не рождались?
Так вот в чем причина его видений! В этих стенах мученически умирали сотни, а то и тысячи маленьких и вовсе не рожденных детей. Светлые и не испачканные грехом души нехотя покидали хлипкие тела, под пристальными взглядами изуверов врачей и ученных. Их непонимание, боль и чистая, первозданная ярость годами аккумулировалась в стенах здания. И теперь они ищут выхода, они хотят, чтобы кто-то ответил на их немой вопрос: " За что?" И именно он - Алмаз оказался в самом эпицентре погребального саргофака многих детских жизней. Но для чего все эти камеры? Кому нужно наблюдать за всем этим? Оставаться и дальше в санатории, Алмаз не видел смысла. Опираясь на стену, он вернулся к шахте. На высоте двух метров виднелись свежие следы кладки и небольшой уступ. По соседней стене поднимались стальные перекладины лестницы, видимо оставленной рабочими для удобства. С трудом забравшись по ступенькам, Алмаз встал на уступ и пошарил рукой по стене. На его счастье в кладке имелись небольшие щели между кирпичами. Обдирая кожу, он засунул пальцы в неглубокую щель и потянул на себя. Кирпич нехотя скрипнул, но немного поддался. Слегка раскачивая из стороны в сторону. Алмаз вытащил рыжий брикет и выбросил его в шахту. Следом за ним туда же отправились еще несколько штук. В образовавшийся проем хлынул бледный свет ламп. Вскоре Алмаз смог протиснутся в дыру и стряхнуть крошки цемента уже в коридоре.
Низкое небо было затянуто темно-серыми, почти черными тучами, поливающими исходящую туманом землю, тугими струями дождя. Алмаз не мог понять, сколько сейчас времени, стрелки его верных часов застыли на половине пятого. Выйдя из-под навеса крыльца, он закинул голову назад, подставляя лицо под прохладные капли. Свежий воздух слегка облегчил головную боль, но лишь слегка. Алмаз решил отправиться в город пешком, не дожидаясь машины проверки. У него было много вопросов, которые он хотел задать, и сделать это следовало незамедлительно. Подойдя к воротам, он подобрал нужный ключ и откатил массивную створку, оглашая весь окрест пронзительным скрипом. Избитая дорога, тянувшаяся от самых ворот, тонула в густой и мрачной пелене тумана. Ботинки по щиколотку утопали в размокшей грязи, противно хлюпая. Вода быстро просочилась через швы, и хлюпать начало и в ботинках. Алмаз удалялся от злосчастного санатория, который призраком таял в тумане. Голова по-прежнему гудела, несколько раз повторялись приступы тошноты, но Алмаз силой воли перебарывал их. Сильно саднила порезанная рука, повязка все время сползала в сторону и к запекшейся крови налила черная грязь. Сумрак сгущался, окутывая Алмаза липкими щупальцами тумана. Одежда быстро промокла и плотно облепила тело. Он почти не видел дороги, даже фонарь бы тут не помог: дождь вкупе с туманом плотной завесой укрывал путь. Вскоре вдалеке замаячили размытые огни. Вроде так близко не должно быть никаких зданий. Алмаз убыстрил шаг и вскоре из тумана вырисовались знакомые ему очертания белой трехэтажки. Неуверенно сделав еще несколько шагов, он остановился перед открытыми воротами. Неужели он просто заблудился в тумане и вернулся обратно? Да, после такого удара головой можно было потеряться. Развернувшись, Алмаз высмотрел под ногами обочину и, ориентируясь по ней, зашагал от ворот. Как он помнил, дорога была прямая, без развилок и сильных поворотов. Туман опять окутал его, ощупывая кожу промозглыми пальцами. Монотонное чавканье грязи под ногами, как тиканье часов отмеряло время его пути. И снова в зыбкой пелене показались неяркие огни. Белое здание с темными провалами окон выплыло из тумана уже как неизбежность. Алмаз опустился на колени и обхватил голову руками. Крупные капли дождя звучно шлепались в раскисший суглинок, обрызгивая всего Алмаза мириадами грязных брызг.
- Значит, мне от тебя не уйти? - закричал Алмаз, с силой ударив руками по хлюпкой жиже. - Что тебе от меня надо? Чего ты хочешь?
Но здание оставалось немым исполином, смотря на него сотней черных глазниц. Алмаз встал и обреченно пошел к корпусу. Входные двери были открыты нараспашку, словно приглашая его войти. Как только он переступил порог по коридорам, эхом отражаясь от пустых стен, пронесся знакомый детский плач. Алмаз поднял голову на звук, как будто пытаясь увидеть что-то, через толщи межэтажных перекрытий. Надрывные всхлипы накатывали волнами, то слегка затихая, то вновь усиливаясь до звона в ушах. Взявшись рукой за перила, Алмаз нехотя потащился по ступеням, оставляя за собой мокрые следы с комками липкой грязи. Опять те же лестничные пролеты, только сейчас они больше походили на ступени в ад. Поднявшись на третий этаж, он мельком взглянул на черную пасть дыры в стене, как он не убился, упав с третьего этажа? Хотя лучше бы он сломал себе шею...
Плач стал нестерпимо громким. До этого ярко освещенный, коридор наполовину тонул во мраке. Из темноты доносилась целая какофония звуков: всхлипывания, тихий шепот, надрывный детский смех и громкие рыдание. Алмаз остановился посередине коридора, стоя перед границей темноты, как перед воротами в неизвестность. Из густой черноты показалась маленькая ручка, следом за ней, словно соткался из мрака младенец. Яркие голубые глаза смотрели на Алмаза. За первым ребенком из темноты показалось еще несколько маленьких тел. Двигались они неестественно, как неумелый танцор с церебральным параличом. Кожа слегка поблескивала, багровые разводы кое-где переходили в целые сгустки запекшейся крови. За парой младенцев длинным хвостом тянулась не обрезанная пуповина, оставляющая влажный след на полу. Дети, как по чьей-то команде, одновременно замерли и уставились на Алмаза. Он почувствовал, как у него от ужаса зашевелились волосы на затылке. Желудок сжался в комок и подпрыгнул к самому горлу. Как улитка на дороге перед надвигающимся на нее автомобилем, Алмаз почувствовал себя ничтожно маленьким и беспомощным. Младенцы приоткрыли рты, и плач перешел в пронзительный визг. Шлепая ручками и ножками по бетону, дети двинулись в его сторону, и Алмаз смог лишь зажмурить глаза посильнее...