Питер. Понятно.
Фелисити. Потом случился жуткий семейный скандал, мать слегла с инсультом, а Фрида отправилась в Америку с театральным агентом по фамилии Гринберг. И больше Мокси ее никогда не видела.
Питер. Мать умерла?
Фелисити. Да, и лавка прогорела, а вскоре после этого Мокси пришла сюда горничной.
Питер (задумчиво). Двадцать лет — долгий срок.
Фелисити. Достаточный для того, чтобы выковать узы верности и привязанности, которые невозможно порушить.
Питер. Может, Фрида… Миранда… как ни назови, не узнает ее.
Фелисити. Разумеется, узнает. Мокси практически не изменилась.
Питер. Но она может измениться, не правда ли?
Фелисити. Как это?
Питер. Есть идея.
Фелисити (с сарказмом). Полагаю, ты собрался ее загримировать?
Питер. Нет. Прежде всего, повысить… а потом можно будет и загримировать.
Фелисити. Питер!
Питер. Нет, подождите минутку, это можно сделать, я уверен, что можно.
Фелисити. И что ты предлагаешь сделать? Надеть тиару ей на голову и делать вид, что она — герцогиня Девонширская?
Питер. Конечно же, нет, зачем все доводить до абсурда, но попробовать стоит.
Фелисити (раздраженно). Попробовать что?
Питер. Как я понимаю, главная проблема в том, что Мокси — служанка, то есть принадлежит к низшему слою общества.
Фелисити. Ничего низшего в Мокси нет.
Питер. Хорошо, хорошо, я полностью с вами согласен, но к делу это не относится.
Фелисити. А что ты подразумевал, говоря, что ее нужно повысить?
Питер. Передвинуть вверх по социальной лестнице, сделать компаньонкой или секретарем.
Фелисити. Но она гладит мои платья, укладывает мне волосы, приносит еду и питье на подносе.
Питер. Насколько мне известно, на людях она этого не делает.
Фелисити. А Найджел? Что скажет он?
Питер. Я думаю, что Найджел только порадуется. В конце концов, ей предстоит стать его сестрой.
Фелисити. Ох!
Питер. Я слышу в этом восклицании отголоски снобизма старого мира?
Фелисити. Разумеется, не слышишь. Просто все это так глупо, так нелепо. Мокси — это Мокси. Независимо от того, как ее называть, служанкой или секретарем.
Питер. Разница как раз есть. И факты нужно признавать. Никто бы не удивился, если бы вы, к примеру, пришли на балет с юным Стивеном Бристоу, а потом поехали ужинать в «Савой», не так ли?
Фелисити. Конечно. Он — очаровательный юноша.
Питер. Но вы не пригласили бы Крестуэлла, так?
Фелисити. Крестуэлл терпеть не может балета. Говорит, что это умирающий вид искусства.
Питер. Но факт остается фактом, Крестуэлла вы бы не пригласили. Этим вы поставили бы в стесненное положение и себя, и его. И, в определенном смысле, ваших друзей. Стивен Бристоу — сын владельца табачного магазина в Фолкстоуне. Крестуэлл — сын констебля из Севеноукс. Если говорить только о сословии, то разницы между ними никакой. Оба — трудолюбивые, добропорядочные англичане, но один, так уж вышло, тренер по гольфу, а второй — дворецкий, и даже в наши демократические времена нет никакой возможности перекинуть мост через социальную пропасть, которая зияет между ними.
Фелисити. Я все-таки не понимаю, каким образом можно разрешить возникшую перед нами проблему переводом Макси в секретари. Она не умеет стенографировать или печатать, далеко не все слова может произнести по буквам.
Питер. Последним вы тоже похвастаться не можете.
Фелисити. Но все знают ее, как мою служанку. Они подумают, что я рехнулась, если я вдруг начну говорить, что она — мой секретарь.
Питер. Тогда, сделаем ее компаньонкой.
Фелисити. И где компаньонки едят?
Питер. Обычно с людьми, которым они составляют компанию. Где она сейчас?
Фелисити. Наверху, в своей комнате. Я заставила ее пообещать, что она не будет ничего предпринимать, пока я не обдумаю сложившуюся ситуацию со всех сторон.
Питер. Компаньонка-секретарь… ей придется полностью сменить гардероб.
Фелисити. Питер, она никогда в жизни на это не согласится.
Питер. Не вижу причин.
Фелисити. Она — гордая женщина. И Мокси оскорбит сама идея смены социального статуса только для того, чтобы получить право находиться в обществе ее сестры.