Фелисити. Один из самых отвратительных аспектов современной английской жизни состоит в том, что очень уж многим твоим друзьям приходится работать, а вот этого-то они как раз и не умеют.
Питер. «Железнодорожные, морские и воздушные перевозки Инглтона» славятся своей эффективностью.
Фелисити. Лишь благодаря этой похожей на мышку девушке в очках. Если бы не она, ты бы никого не смог отправить дальше Фолкстоуна.
Питер. Не понимаю, почему вы должны набрасываться на меня только потому, что ваш сын женится на кинозвезде, а ваша служанка жутко из-за этого расстроена.
Фелисити. Я тоже расстроена. Я уже сказала тебе, это заразительно. Последние три дня были сущим адом. Синтия Хейлинг пилила мои нервы, как циркулярная пила, Мокси ходила мрачнее тучи, Крестуэлл саркастически ухмылялся, да еще Роза Истри прислала мне безобразное письмо, с призывом: «Ни шагу назад».
Питер. А ей-то какое дело?
Фелисити. Пойди и спроси ее. Она и твоя тетушка.
Питер. Вам нужно успокоиться, дорогая, и сосредоточиться на текущей проблеме.
Фелисити. Именно это я и пытаюсь сделать, но меня постоянно подзуживают. Я уже приняла решение встретить Миранду Фрейл безо всякого предубеждения, какой бы она ни оказалась ужасной.
Питер. Едва ли она будет ужасной. Скорее, абсолютно завораживающей. Непринужденной и естественной, и весь день в доме будет звенеть ее мелодичный смех.
Фелисити. Вот этого я боюсь больше всего.
Питер. А может, в ней будет капелька грусти, немного усталости, даже обиды на жизнь, которая неласково обошлась с ней. Такой она была в «Моем глупом сердце».
Фелисити. Ты о том фильме, где с ней так грубо обошелся Эдуард Робинсон?
Питер. Нет. Тот назывался «Женщины смеются в любви».
Фелисити. Внезапность, вот что расстраивает меня больше всего.
Питер. Правда?
Фелисити. Да, Питер, и не надо насмешливо улыбаться. Это моя версия, и я от нее не отойду.
Питер. Очень разумно.
Фелисити. Я сознательно не позволяю себе анализировать мои эмоции и самые глубинные чувства. Боюсь обнаружить, что я расстроена гораздо сильнее, чем мне хочется думать.
Питер. Еще разумнее.
Фелисити (с жаром). Само собой, я бы предпочла, чтобы этого не случилось. Само собой, я бы предпочла, чтобы он выбрал женщину, не столь известную, в большей степени подходящую для того, чтобы стать хозяйкой Маршвуд-Хауз и быть хорошей мачехой для Джереми.
Питер. Само собой.
Фелисити. И, само собой, было бы куда лучше, если бы он остановил свой выбор на той, кто любит то же, что и он, знает все то, что известно ему.
Питер. То есть, на представительнице своего класса?
Фелисити. Да… если уж обязательно так ставить вопрос… представительнице своего класса. Вот. Теперь ты удовлетворен?
Питер. Не совсем удовлетворен, но определенно успокоился.
Фелисити (резко). Не понимаю, что могло тебя успокоить. Ты просто вынудил меня сказать то, в чем я упорно старалась не признаваться, даже себе. Ты поступил нехорошо.
Питер. Неважно. Продолжайте в том же душе, Фелисити. Пока вы бесподобны.
Фелисити. Не смейся надо мной, Питер. Все ужасно, и ты это знаешь. Мои чувства воюют с моим разумом.
Питер. Как у Мокси.
Фелисити. Мокси, естественно, из того времени, которое ушло в прошлое. Вот почему она такая несчастная.
Питер. А как насчет Крестуэлла?
Фелисити. Что значит, как насчет Крестуэлла?
Питер. Он принадлежит к тому же времени.
Фелисити. У Крейтуэлла более толстая кожа, чем у Мокси, он легко приспосабливается к новым условиям и знает о происходящем в мире больше нас, вместе взятых. Тебе бы послушать, как он рассуждает о социальной революции, Организации объединенных наций или закате Запада. Зачаровывает.
Питер. Так он знает, как зовут генерального секретаря ООН?
Фелисити. Опять же, он все читает, от «Нью-стейтсмена» до «Дейли уокер».
Питер. Спектр неширок.
Фелисити. Мокси, разумеется, предана «Таймс» и пребывает в недоумении от того, что творится вокруг.
Звонит телефон.
Возьми трубку, Питер, пожалуйста. Должно быть, опять пресса. Они звонят весь день. Ты сможешь отделаться от них быстрее, чем я.