– Это сродни тому стыду, который испытывает ребенок, когда в садике намочит штанишки. Напоказ выставляется нечто интимное.
– Если бы кто и заметил, то понял бы, что у тебя не вовремя начались месячные.
– Как ты не понимаешь? Ужасно неловко…
Чего я от него хотела? Сочувствия, наверное.
У него удивительные глаза – выразительные и чуть раскосые. Чистейшего синего цвета, словно вода в северных морях.
Он точил нож, изящными и точными движениями водя им по бруску. Маркус всегда и везде на своем месте; он и ножи точит так, что невозможно отвести взгляд. Я принялась чистить чеснок.
– Кто-то сегодня сказал, что Хейя – из нашей редакции – была одним из самых известных дикторов финского телевидения. Хейя Ванхейнен. Слышал о такой?
Маркус проверил остроту ножа на ногте.
– Да, она была ведущей новостей на главном канале.
– Ты никогда не говорил. Почему же она оттуда ушла? В смысле – после такой работы писать для журнала…
Он пожал плечами, поглощенный своим занятием.
– Хельсинки – город небольшой. Не каждого устроит.
– Никогда бы не подумала, что она могла работать телеведущей. Снежная королева.
– В Финляндии ею восхищались.
Я начистила слишком много чеснока – пришлось лишнее выбросить.
– Тем более странно… почему она ушла с такой работы. Я не понимаю, а ты?
Маркус выдвинул ящик и убрал брусок и ножи – каждый в свою ячейку.
Потом довольно резко бросил:
– Тебе не все равно?
– А почему мне должно быть все равно? Все-таки вместе работаем, – стала оправдываться я.
После моего возвращения на работу Маркус изменился. Нам уже не так легко вместе, и я иногда думаю – может, он хотел, чтобы я сидела дома, с Билли? Но когда я завела об этом разговор, он поддержал мое желание работать. Он стал каким-то отстраненным. Мы все больше молчим, и нарушить молчание все труднее. Мы уже не смеемся вместе, как бывало раньше. Я начинаю нервничать и болтаю, просто чтобы не молчать, а его это еще больше раздражает. На некоторые темы вообще наложен запрет. Маркус никогда не рассказывает о том, как жил в Финляндии, и я ничего не знаю о первых тридцати пяти годах его жизни. Мне ужасно интересно, но давить на него я не могу. Наверное, он в ссоре с родными, потому что никто не приехал на свадьбу.
Почему мы вообще поженились? Я этого не ждала, Маркус сам предложил пожениться – ради ребенка. Чтобы быть свободным, заявил он, нужно знать, какие общественные правила можно нарушать, а какие лучше соблюдать. Не очень-то романтичная причина для женитьбы. Мы просто зарегистрировали брак, к огорчению моей мамы, которая предпочла бы свадьбу в католической церкви со службой. Маркус никогда бы не согласился. Я была уже на большом сроке, и мы пригласили только самых близких друзей и родственников.
Приехали из Лиссабона мама с папой, присоединилась тетя Дженни, и я думала, что будут гости и со стороны жениха, – если не родители, то хоть кто-нибудь из братьев. Однако единственным гостем Маркуса был его товарищ по клубу дайвинга, с которым он познакомился уже в Лондоне. Интересно, он хотя бы сообщил родителям, что женится? Они ему совсем не писали, даже открыток не присылали. Когда я об этом заговорила, Маркус ловко сменил тему.
За ужином мы почти не разговаривали. Перцы были отличные, хотя и не мое коронное блюдо, но после его грубости в глазах у меня стояли слезы. Я понимала, что делаю из мухи слона. Просто день выдался тяжелый, а тут еще Маркус дал мне почувствовать себя дурой. Я собиралась рассказать ему про Билли – тот научился вставать на ножки, – но теперь совершенно не хотелось. А Маркус, как всегда, сидел с отрешенным видом.
Сразу после ужина он ушел к себе в кабинет. У тети Дженни это была столовая, только пользовалась она ею редко. Маркус, когда переехал, устроил там рабочий кабинет. Убрал старую мебель, содрал ковер и отшлифовал полы. Стены выкрасил в белый цвет, сделал книжные полки, поставил чертежный стол и тумбу для чертежей. Книг у него сотни; они выставлены на полках строго по одной линии. Получился очень симпатичный кабинет в минималистском стиле. У двери он поставил коричневое кожаное кресло, и иногда, пока он работает, я устраиваюсь в нем и читаю.
Сегодня Маркус, как обычно, сидел в круге света за своим наклонным столом. Я, уложив Билли, тоже пришла. Мне нравится смотреть, как Маркус работает. Он настоящий перфекционист. Я научилась его не отвлекать и просто сидела, правила корректуру и время от времени любовалась мужем. Он настолько концентрируется на работе, что вокруг него словно возникает силовое поле.
Хейя
Май