— А ты попробуй донора крови поискать. — Ляпнул Гаврилов.
— Ты издеваешься?! А как определить, что она подойдёт, а не вызовет агглютинации? — Лиза с тоской и небольшим отчаянием посмотрела в глаза собеседнику.
Юрий задумался, ему было так противно осознавать, что он не может ни чем помочь. И в этой ситуации, он только и может, что наблюдать со стороны.
Бывшая леди Грин, видимо и не ожидая ответа на свой вопрос: развернулась и быстро зашагала в госпиталь.
— Вот так и уходит надежда на спасение друга, шаг за шагом, капля за каплей. — Пессимистично подумал Юра, смотря ей в след. — Капля за каплей; капля к капле; … что-то знакомое… когда-то про эти капли что-то читал… стоп!
— Элизабет! Стойте, я кажется, придумал! — Он даже не заметил, что назвал её старое имя, которым к ней обращались ещё в «прошлой жизни».
— Что вы придумали? — Поинтересовалась она, остановившись и почти безучастно обернувшись к нему.
— Лиза я слышал, Карно удалось сделать для ваших опытов с кровью некую центрифугу. Это правда?
— Да, но это пока ни к чему не привело. — С грустью ответила она.
— Попробуй так. — Юрий постарался вспомнить точнее то, что когда-то прочитал. — Из вены Тимони, возьми где-то десять миллилитров крови, пропусти её через центрифугу, одну каплю сыворотки крови наносят на пластину. Рядом помести каплю крови донора примерно в соотношении от 5:1 до 10:1, перемешай уголком предметного стекла или стеклянной палочкой и наблюдай в течение 5 мин, после этого добавь 1 каплю изотонического раствора хлорида натрия и с помощью лупы, оцени результат по наличию или отсутствию агглютинации. А на резус фактор, бери каплю полученной сыворотки, нанеси на чашку Петри. Далее, добавь в 3–5 раз меньшего размера каплю крови донора, перемешай, накрой крышкой, чашку помести плавать на водяную баню при температуре 42–45 °C где-то на 10 минут. Затем, просмотри чашку на свету и определи наличие или отсутствие агглютинации. Исследование лучше проводить с помощью лупы. Пробы делай, сразу на несколько человек одновременно, предварительно пометив их чашки.
— Так Юра, живо иди, мойся, переодевайся: будешь подсказывать, что ты придумал и как это нам делать….
Это абсурдно, но из всех проверенных доноров, (всех людей находящихся в госпитале) подошли только Юрий и тот упрямый охранник. К сожалению, Гаврилов ему сломал челюсть: и того решили использовать лишь в крайнем случае.
Пока шли приготовления к операции, пациенту успели влить примерно двести миллилитров изотонического раствора. А теперь, предстояло начать переливание крови, ввели первые 15–20 миллилитров крови, и остановились на 3 минуты. В это время сестра милосердия наблюдала за состоянием больного. Не участился ли у него пульс, не появилась ли одышка, затруднение дыхания, гиперемия лица, снижение артериального давления: указывающие на несовместимость крови донора и реципиента. Но всё было в порядке….
Крови, которую отдал Юрий, конечно же, не хватило. Поэтому в процессе спасения жизни Тимофея, пришлось поучаствовать и пострадавшему охраннику. Ему уже объяснили от кого и почему он пострадал. Поэтому, тот с радостью согласился участвовать в спасении раненого бойца.
— Барин, вы не щерщайте на меня, я не шнал што это вы. — Когда его вывели из операционной, подошёл он с извинениями, при этом говорил сильно шепелявя.
— Ладно, братец. Я тоже погорячился, но пойми, мне некогда было тебя уговаривать. Да и ты к сабельке потянулся, а мой солдат умереть мог. — Юрий устало посмотрел на стоящего перед ним в стрелецкой форме воина. — Извини брат.
— Да чего уш… — Воин улыбнулся настолько, насколько позволяли перелом и наложенная шина. — Ты ведать, хороший воевода. Ты, о своих раненых воях так печёшься….
— Ты это чего сук… н сын творишь?! — Сотряс госпитальные стены голос Петра. — Тебе кто позволил бить охрану, мною поставленную?!
Царь влетел в коридор, и устремился к Гаврилову. Тот резко встав, повернулся во фронт к входящему и отрапортовал, не опуская взгляда:
— Государь, не мог я иначе — на волоске весела жизнь, моего друга и твоего верного солдата.
— Да я бы сам, таких как ты… даже в город не пустил! — Пётр кричал, окинув взглядом Гаврилова, но в его взгляде читался не гнев, а юношеский азарт. — Видел я твоих разбойников, сидят у входа! Грязные, оборванные, бородатые! Неужели не знаете, что я с таким пережитком как бороды, борюсь! А-то вбегает мастерскую Алексашко и начинает причитать: дескать, ты против моих решений пошёл. По возвращению госпитальную охрану перебил, и бунт против меня затеваешь, только в набат не бьёшь. А ведь я чуть не поверил.
— Государь грех мой, что побил людей тобой на охрану поставленных. Но на кону стояла жизнь моего друга. Так же знаю про указ, относительно бород. Но в зимней степи, негде бриться и стиркой заниматься. Как явится основная группа. В течение часа все мы будем и, гладко выбритыми, и аккуратно одетыми.
— Да знаю я, прибыли твои орлы. И поведали про раненного товарища. Я им уже баньку приказал организовать, а погибшего воина, уже к отпеванию и погребенью готовят. — Царь говорил спокойно, а в его взгляде читалось сострадание и понимание. — Как друг твой, что лекари говорят? Там один из стрельцов, приставленных для охраны госпиталя: говорит, что видел рану твоего товарища, и думает что, не жилец он.
— Пётр Алексеевич, я нашим медикам верю. — Постарался возразить как можно дипломатичнее Юрий. — Рана на самом деле серьёзная, но скоро закончится операция и Елизавета Семёновна сообщит, удалось ли ей спасти Тимофея ….
Дверь операционной распахнулась: и из неё две медсестры аккуратно вывезли каталку с пациентом. То, что его везли не вперёд ногами, Юре показалось хорошим знаком. Буквально следом за ним, вышли и усталые врачи.
— Ну что Лиза? Как Тима? Жить будет? — Засыпая её вопросами, Юрий сорвался к ней на встречу. Позабыв о царе.
— Мы сделали всё что могли. Нынче одна надежда — на его молодой организм. — Устало, еле слышно проговорила доктор.
Юрий еле сдержался, чтобы от радости не заключить её в объятья. И уже даже сделал для этого ещё полшага в её направлении. Но вовремя опомнился — этим можно сильно скомпрометировать Элизабет: на дворе сейчас, не тот век.
— Невероятно Мисс! — К разговору подключился Пётр — Доктор, если этот раненый выживет, то я, сделаю всё необходимое, чтобы при моих Преображенском и Семёновском полках, тоже были такие госпиталя…
На панихиде по погибшему Василю, присутствовал весь город. Старший клирик отец Серафим отслужил службу: и после неё, по направлению к кладбищу, шла большая траурная процессия. Первыми в ней, шли одетые по форме боевые товарищи погибшего, которые несли гроб на руках. Именно гроб, а не закутанное в саван тело — на этом настоял Гаврилов. За ним, в окружении, стенающих навзрыд плакальщиц, одетых в синие траурные наряды, шла сразу постаревшая от горя мать и три младших сестры Василя. (Юрий, выпросил у царя разрешение, выкупать родню своих егерей и давать им вольную). Медленно шагали, отрешённо, как будто ничего не видя и не слыша. Мать, даже никак не отреагировала, когда возле могилы бойца, Юрий выражал ей свои соболезнования. А только смотрела на потемневшее лицо сына, точнее на повязку, прикрывавшую смертельную рану и навязчиво пыталась поправить вихор на его голове. И только, когда стали закрывать гроб крышкой, она как подкошенная упала без чувств. К ней сразу же кинулись медики… Тризну справляли до утра…
На следующую ночь, Гаврилову приснился странный сон. Перед ним стоял Тимофей и, ударяя себя по ноге ножом, который не мог ей причинить никакого вреда, и вопрошал:
— За что командир?! Зачем ты так со мной поступил?! Лучше бы, ты дал мне умереть! Ведя я теперь не человек!
А за спиной егеря, стоял скелет трансгена и сотрясался от смеха, тыкал своей четырёхпалой рукой прямо в голову Тимофея….
Юрий проснулся от собственного крика: рядом в постели сидела испуганная жена, а по его спине, струился холодный пот.
— Любый, что случилось? Ты так кричал. — Ульяна обеспокоенно смотрела на мужа.
— Прости любимая, дурной сон приснился.