Служивые, вынужденные перебиваться с хлеба на воду: с завистью смотрели на Петровских гвардейцев, у которых, как и воинов, подчинённых Гаврилову постоянно была горячая пища (её готовили в специальных котлах, поставленных на сани). Продукты для её приготовления постоянно пополнялись из магазинов, — которые были распределены по всему пути следования. Все только диву давались. — «Как это всё можно было заранее запасти и спрятать? А самое главное, как эти запасы не обнаружили Шведы, когда они шли на Псков?» Но, всем этим вопросам было суждено замолкнуть, когда в один из вечеров к общевойсковой колонне подъехало несколько обозов со свинцом, огненным зельем, шестью мощными стенобитными пушками и ядрами к ним. Это поразило даже царя: Пётр не поверил докладам и вскоре объявился сам возле прибывших возов — желая всё увидеть своими глазами.
— Ну, Гаврилов! Ну, кудесник! — Восторженно восклицал самодержец, внимательно осматривая каждое орудие. — Ты где такую красоту раздобыл?! … Знаю, знаю, можешь не отвечать! … Это твои егеря, у Карлуши отняли! — Правильно я говорю?!
Романов говорил, не переставая обстукивать и поглаживать тяжёлые пушки: которые полностью завладели его вниманием.
— Ты не представляешь: какой ты мне подарок сделал! И как он пригодится, когда мы будем крушить крепостные стены! Вот только жаль что калибр у всех неодинаковый: намаемся мы с ними! Что же ты так оплошал?! А!?
— Так Пётр Алексеевич, все претензии адресуйте шведам. — Сдержанно улыбаясь, ответил Юрий. — Что у них было: то мои орлы и взяли, — выбирать было не из чего!
— Вот здесь ты неправ! — Хитро улыбаясь, ответил царь, задержавшись перед одной из пушек. — Хоть выбор был и не велик, но в этой недоработке виновны не шведские мастера, а Английские! Видишь клеймо — пушки их производства, да и отлиты они были очень давно. Старьём торгуют джентльмены!
— Так может, они давно были куплены Мин Херц? — Раздался вопрос подошедшего к орудиям Меншикова.
— Нет, Алексашка! Не было такого калибра у шведов! Это я точно знаю! — Ответил царь, заглядывая в ствол пушке, возле которой он стоял. — Нет, всё же чего не говори, а сделаны они добротно. Решено, я их моим Преображенцам отдам — в дополнение к уже имеющимся: они, лучше всех с такими пушками умеют обращаться.
— Воля ваша государь. — Спокойно; с показным безразличием ответил Юрий. — Я вам давно, обещал отбить у врага пушки и отдать их вам. Вот теперь я его выполнил.
— Вот шельмец! … Обещал он! Ха-ха-ха! — Засмеялся царь. — Это когда было?! Когда мы с Османами воевали! А сейчас мы со шведами воюем!
— Петр Алексеевич, так лучше поздно, чем никогда. — Ответил Юрий, стоя возле обоза и с хитрой улыбкой наблюдая за тем, с каким восторгом царь разглядывал пушки…
Но не всё было так радужно и хорошо. В сорокатысячном войске, находящемся на марше: при отвратном снабжении люди слабели буквально на глазах; болели и умирали — «устилая своими костями дорогу» к Нарве. Поэтому Юрий приказал Емельянову, продавать по дешёвке небольшую часть трофейной провизии. — «Реализуй её только стрельцам и солдатам: пусть они сами готовят себе еду на кострах». — Инструктировал он своего капитана. Это решение стоило ему долгого, напряжённого объяснения с Петром: где ему пришлось оправдываться, что всё это он делал не из корысти, а чтобы улучшить питание людей служащих под командованием нерадивых военачальников. А деньги, выручаемые с продажи, идут не в, его карман, а на нужды всего войска: — мол, Силантий Феофанович, на эти средства, докупает у торговцев всё необходимое для армии. По причине того, что всего не предусмотришь и сразу не закупишь. Царь, просмотрел все записи по этим делам, которые предоставил ему Емельянов, и в итоге сменил свой гнев, на милость, после чего, больше не возвращался к этому вопросу.
Зато появились проблемы создаваемые шведами. — Они оказались способными учениками и их небольшие отряды, стали донимать частыми нападениями на обозы. Пришлось для решения этой проблемы привлекать егерей. Которые выслеживали и уничтожали группы этих новоявленных диверсантов. Налёты на обозы не прекратились, но стали очень редкими и малоэффективными: потому что возмездие, всегда достигало виновных, — когда они старались уйти со своими трофеями.
— Вот видишь, Аникита Иванович, вот здесь, где инженеры уложили поверх льда переправу, ты, со своим войском переходишь через Нарову и берёшь крепость в осаду. А ты, Пётр Матвеевич, смотри не забудь про оборону: все укрепления делай так, как мы учили. — Напутствовал Романов идущих на приступ Нарвы Репнина и Апраксина. — А мы с Гавриловым, одновременно с вами, Ивангород осадим.
— Пётр Алексеевич, отец родной, не извольте беспокоиться: всё будет сделано как вы и сказали. Тем более, с нами идёт Пётр Иванович, под его командованием, мы всё сдюжим. — Отвечал Репнин.
— Да, самое главное: не забывайте высылать вокруг себя разъезды. — Как будто не слыша их, продолжал говорить царь. Пусть конница Шереметева вас постоянно охраняет. — По территории врага идём: поэтому, не расслабляйтесь, будьте готовы ко всему.
Пётр давал напутствия, не покидая седла своего белого коня: его тяжёлый взгляд, постоянно переходил с окольничего, на Репнина и обратно. Временами, его взор устремлялся за их спины — на левобережье — куда в данный момент, двигались передовые отряды. Они уже преодолели крутой спуск и двигались по замёрзшей реке к противоположному берегу. Там им предстояло занять плацдарм, и охранять его от всевозможных непрошеных гостей, — пока туда не перейдёт вся остальная часть войска — вместе с осадной артиллерией.
— Государь, не изволь беспокоиться: чай мы не дети малые, всё сделаем как надо. — Успокаивающе проговорил Апраксин. — Уже столько раз всё оговорено, что в любой момент ночи разбуди нас, мы всё без запинки ответим…
— Повторенье — мать ученья. — Строго оборвал говорившего окольничего Романов. — Не зря я вас на штабных картах гонял, обыгрывая каждый ваш шаг. И ни дай бог вам меня подвести…
Хеннинг Рудольф Горн (история менялась, и его уже перевели из Кексгольма — в Нарву), забравшись на самый верх пятидесятиметровой башни Ивангорода — «Длинный Герман»: и не обращая внимания на холод, глядел на юг. Рядом с ним, невозмутимо, стоял подполковник Стирнсталь (командир гарнизона Ивангорода). И также рассматривал приближающееся вражеское войско, которое шло по обоим берегам Наровы: и с ходу начинало готовиться к осаде обеих крепостей. Русские полки, становясь лагерем, первым делом начинали возводить оборонительные сооружения.
— Да. Эти Иваны, понимают толк в войне. — Проговорил Горн, рассматривая противника в подзорную трубу. — Видно, что этот шотландец Гордон и его друг Лефорт: постарались на славу — все подразделения идут организованно и все солдаты знают, что им делать.
— Да — а…. Но как они собираются штурмовать наши новые бастионы французского типа? — Задумчиво проговорил находившийся рядом с генерал-майором подполковник. — Видит бог — эти московиты ещё пожалеют, что так опрометчиво сюда пришли.
В этот момент, обоих мужчин обдуло порывом ветра: и они немного поёжились.
— Мы-то будем ночевать в тепле наших домов, а эти варвары пусть мёрзнут возле наших стен. — С презрительной улыбкой проговорил Рудольф Горн: направляясь к лестнице ведущей вниз. — Хорошо, что наши дозорные вовремя заметили этих Русских: и мы успели послать людей за помощью. Теперь наша задача измотать, обескровить этих выскочек, чтобы они к приходу основных сил сами сдались на милость победителю — то есть нам.
Уже подходя к мосту, соединяющему оба города, Хеннинг Рудольф остановился и обратился к Стирнсталю:
— Подполковник, нам надо усилить охрану нашего моста. На месте Русских, я бы, или постарался, подойдя к нему по льду разрушить его, или, через него проникнуть в крепость. Так что, распорядись немедленно о выделении часовых. И пусть не спят. А охрана на воротах, ночью пускай внимательней смотрит за факелами тех, кто дежурит на мосту. — Начнут тухнуть, или падать вниз — объявляйте тревогу.