— А если нам не удастся пленить «белого колдуна». — Немного растерянно переспросил офицер.
Горн так посмотрел на своего непонятливого порученца, что тот стушевался — пожалев о том, что вообще задал этот вопрос.
— Я сказал, что колдун должен быть публично казнён — значит, так оно и должно быть! Если ты не выполнишь мой приказ, то я тебя измордую до неузнаваемости, одену в белое и …. В общем, ты меня понял?
— Да, господин генерал-майор! …
Глава 22
Оливер Ардвидссон осторожно шёл по подземному ходу, которым издавна пользовалась его семья для доставки в город контрабанды. Он ничего не боялся в этой жизни, ни отцовской порки за какие либо проказы, ни кулаков старших ребят… ничего, кроме этого подземелья. Когда он ходил здесь вместе со старшим братом и отцом: то страх перед этим местом можно было побороть. А сейчас, он рвался наружу — выворачивая душу наизнанку. У десяти летнего мальчишки спирало дыхание; бешено колотилось сердце; ноги как будто стали деревянными, … но он шёл вперёд, на своих непослушных ногах — потому что его мать сказала, что это единственный шанс для их семьи выжить. И именно от его действия решают — будут ли жить его сёстры: рыжая бестия Элла; хитрая лисичка Альва бывшая признанным лидером среди сестёр и плаксивая тихоня Лилли, — которую всегда наказывали за проделки, придуманные старшей и средней сёстрами. Ещё этим утром всё было в порядке и ответственность за благополучие семьи держалось на плечах его отца и старшего брата. В тайном хранилище лежало немало товара на продажу, а Оливер, только помогал родителям — торгующим в лавке занимающей первый этаж их дома. Но сегодня днём папу и Каспера повесили — обвинив в распространении панических слухов.
Когда Оливер прибежал домой с этим страшным известием, то мать первым делом закрыла лавку — обслужив, на тот момент единственного покупателя — добродушного господина Отто. Спокойно закрыла за ним дверь, строго посмотрела на сына и …, обессилев, сползла на пол — прямо возле двери, которую только что заперла.
— Так сынок, — до неузнаваемости осипшим голосом проговорила она, — теперь, ты, у нас глава семьи — ты единственный мужчина. И только ты можешь спасти нашу семью от смерти…
— Но мама… — постарался что-то возразить подросток.
— Не перебивай сынок, лучше внимательно меня послушай. — Юханна, как-то обречённо поправила обеими руками на свой голове чепец и не глядя на сына — продолжила:
— Все съестные запасы, что у нас сейчас есть, отныне несут угрозу нашей жизни. Ещё немного Нарва побудет в осаде и в городе возникнут проблемы с едой — с этим прогнозом и к гадалке не ходи. Все жители догадываются, что у твоего отца должны быть её запасы и так же, все знают, что после его казни, нас некому защитить — родня то у нас живёт далеко. И если кто-то позарится на нашу провизию — то в этом деле живые свидетели никому не нужны. Поэтому, у нас есть два пути. Первый — тайно покинуть город — но во время войны и зимой, это равносильно самоубийству. Другой, заключается в том, что нужно помочь русским овладеть крепостью как можно скорее и желательно, чтоб обошлось без штурма. При этом главное, что надо сделать — это выторговать гарантии, что московиты нетронут нашу семью.
И вот сейчас, Оливер осторожно шагал по сырому подземному ходу: тщательно прислушиваясь к тишине подземелья. Ему со страху мерещилось, что деревянные опоры и перекрытия потолка зловеще поскрипывают, грозя обрушить груду земли на его голову. От этого, ему было непомерно жутко: но обливаясь холодным потом, отрок шёл вперёд — радуясь тому, что его сейчас никто не видит. Никто не будет смеяться над тем, как он испуганно озирался по сторонам, как нелепо шагал — нелепо передвигая свои одеревеневшие ноги. Вскоре, в темноте послышался негромкий вздох облегчения — мальчишка заметил показавшиеся из тьмы ступени, ведущие вверх: это означало долгожданное окончание страшного пути. Оливер на секунду замер, не веря своим глазам, — затем быстро устремился к выходу, стараясь поскорее покинуть жуткое подземелье. Он одним махом забежал на верх — перескакивая через одну ступень (больше перескочить не получалось из-за крутизны ступенек).
На верху подростка ждала новая беда — несмотря на все усилия мальца, крышка потайного лаза не поддавалась. Толи старый полусгнивший пень служивший крышкой был слишком тяжёл для мальчишки, толи снаружи, эту крышку сильно завалило снегом. Но после двух минут бесполезных потуг Оливер устало присел на ступеньку и, прижав руки к груди, стал покачиваться вперёд — назад, растерянно смотря на масляную лампу — которая была единственным источником света и стояла ступенью ниже. Так прошло ещё полминуты — у единственного мужчины рода Ардвидссон текли слёзы обиды и он растирал их по своим щёкам грязными руками, шмыгая носом, и проклиная своё бессилие. Затем — неожиданно, зло, ударив себя кулаком по коленке, Оливер снова посмотрел на выход из лаза. И тихо шепча проклятья неподатливой крышке, поднялся по лестнице, так что смог там стоять только в полу приседе — упираясь плечами в доски, к которым был прибит пень маскирующий выход.
— А-А-А … — Вырвалось из его груди, когда мальчишка со всех сил начал выпрямлять ноги.
В его глазах закружились в нелепом хороводе звёздочки: в груди как будто что-то оборвалось — прострелив болью; но крышка поддалась. Она резко пошла вверх — от чего мальчишка чуть не упал, и с дрожью в руках он всё-таки одолел эту тяжесть — откинул крышку и, пошатываясь, вышел из подземелья на чистый, девственно белый снег, предварительно погасив фитиль своего светильника. Уже вечерело, поэтому огонёк мог сослужить плохую службу — выдав его присутствие раньше времени. Вернув на место пень (который благодаря хитроумному устройству состоящему из противовесов и прочих механизмов в открытом состоянии не касался земли): мальчишка побрёл в направлении противоположном от лагеря русских. С неба обильно падал снег и дул порывистый ветер, — который должен был быстро замести все следы оставляемые маленьким человечком.
Оливер сделал приличный крюк — чтобы московиты не смогли сами разобраться, откуда он к ним пришёл. И парнишка начал сожалеть о том, что подобно зайцу слишком увлёкся запутыванием своих следов — ходьба по сугробам сильно вымотала его. Усугубляло ситуацию то, что снегопад усиливался, затрудняя возможность ориентироваться на местности. А это со сгущающейся темнотой, в свою очередь повышало шансы заблудиться.
— В пору хоть кричи, чтобы привлечь внимание проклятых Московитов. — С ужасом подумал Оливер, поняв, что больше не уверен в том, что движется в нужном направлении.
Юноша уже набрал в лёгкие воздуха, собираясь призывать, кого ни будь на помощь. Но увиденное заставило его только зашипеть: скорчить испуганную гримасу и в ужасе попятиться назад. Неизвестно откуда, перед подростком возникла абсолютно белая фигура с нелепой большой белой головой и грозно что-то проговорила на непонятном языке. В руках у этого чудовища было какое-то неизвестное оружие, — которое было направлено в грудь мальчишке. Юный Ардвидссон ни на йоту не усомнился, что это было колдовское оружие «белого демона» и отрок перестав пятиться, обречённо ждал, когда оно заберёт его душу. Он даже зажмурил глаза — готовясь к этому ужасному моменту. Но ничего страшного не происходило: только кто-то, приблизившись к нему — крепко взял за руку и уже спокойно о чем-то заговорил. Оливер открыл глаза — перед ним стояло уже три демона. Один держал его и о чём-то говорил с двумя своими товарищами, — которые даже во время беседы, внимательно осматривались по сторонам. Вскоре они пришли к единому решению и один из них — самый низкий одел лыжи: и связав пленника неспешно повёл его за собой.
Вскоре показались огни военного лагеря и путники, выйдя на утоптанную тропу, направились по ней к нему. Так они миновали дозорных, которые закутавшись в тулупы, прохаживались вокруг стана. Поравнявшись с Ардвидссоном, о чём-то переговаривались с его конвоиром и с интересом поглядывали в след этой паре. Вскоре, они шли по лагерю, мимо костров, возле которых грелись солдаты-оккупанты, некоторые из которых, повернувшись, провожали идущих взглядом, на время, прекращая свои разговоры. Так они подошли к какой-то землянке, в которой был один человек — сидящий за столом и устало посмотревший на вошедших людей красными от недосыпа глазами.