– И рыб видели? – спросила она. – Неужели и рыб?
– Вот юмористы, – говорю. – Да их там пруд пруди, тысячи, если не больше.
Они смотрели на меня, разинув рты, и тогда я соврал: прямо нельзя было не соврать – так они на меня смотрели.
– А то ещё прихватишь ружьё, – сказал я, – и поохотишься немного… так, пока не надоест. Я однажды такую зеленуху шлёпнул, не поверите – с ладонь. Да что там с ладонь, больше, наверное, раза в два.
– Смотрите! – вдруг громко сказал кто-то. – Дождь кончился.
Мы поглядели на улицу – дождя не было, только капало чуть-чуть с крыш. И такое всё было дождливое, мокрое и серое, что я даже удивился: неужели я и вправду всего две недели назад был на Чёрном море?
– А знаете, – сказала она, – хотите, мы вам кошку покажем? В нашем дворе живёт, здесь недалеко.
– Смех, – сказал я. – А что в ней такого?
– Она цветастая. В ней двадцать разных цветов.
– Будто такие бывают? – сказал я.
– Здесь совсем рядом, – сказала она. – Сами увидите.
– Ладно, – говорю. – Пошли. Поглядим на этот феномен.
Они оба засмеялись, и мы пошли в их двор. Куда-то направо и налево и, кажется, снова направо – я не запомнил. Мы вошли во двор, и там было пусто. Совсем пусто.
– Ой, – вдруг сказала она мне. – Вы же без кепки шли. Отдай быстро кепку, – добавила она брату.
Он опять покраснел, а я сказал:
– Ничего. Чепуха какая. Бывало и похуже. Где же ваша кошка?
– Кыса-кыса-кыса-кыса, – позвала она.
Я завертел головой, но ничего не увидел в пустом дворе. Потом кто-то толкнул меня в ногу, я обернулся и тогда только увидел эту кошку. Это она меня головой боднула. Мы втроём присели и стали её гладить.
– Видите, видите? – говорили они оба. – Чёрный цвет – раз, белый – два, серый – три, рыжий – четыре, бурый – пять, чёрно-рыжий – шесть, голубой – семь… Целых семь цветов! Нравится?!
– Ничего, – сказал я. – Яркая.
– Понесли её к нам, – сказал он и посмотрел на сестру.
Она посмотрела на меня и спросила:
– Хотите зайти к нам? Зайдёмте? Мы вот в этой парадной живём. Совсем рядом. Я знаю одну игру.
– Ну, пошли, – сказал я. – Только ненадолго. Мне ещё эту школу через сто лет делать надо.
Они захлопали в ладоши и повели меня к себе по тёмной парадной.
– А вы кто друг другу? – спросил я.
– Брат и сестра, – сказала она.
Так я и думал.
– Я догадался, – сказал я. – Врать не буду. Если хотите, называйте меня на «ты», – добавил я.
Они оба засмеялись в темноте.
– А вас как зовут? – спросила она. – То есть тебя? Тебя как?
Я ответил и спросил, как их, и они тоже ответили.
Мы поднялись куда-то на самый верх, вошли в квартиру, а потом в комнату. Брат зажёг свет и поставил кошку на стол.
Я сказал, что им нужно переодеться, а то мокро и холодно, но они закричали: «Нет-нет, будем играть!» И я тогда спросил: «Во что?» И она сказала: «Может, в магазин?» А я сказал: «Ну вот ещё!» А брат вдруг закричал:
– Придумал! Придумал! В подводную охоту! А кошка будет нашей рыбой! Вот кем!
– Точно! – закричал я. – Идея! Ты ложись сюда, ты сюда, а я на диван.
Ужасно было смешно.
Потрясающе.
Мы все разлеглись по разным местам и поплыли и стали охотиться. Я их учил, как ногами грести, как руками, как ружьё заряжать, как дышать при нырке… Мы все кыскали – «кыс-кыс-кыс», и к кому эта цветастая кошка ближе подходила, тот делал «фьюить», будто гарпун летит, и убивал её.
Потом вдруг наша рыбина залезла под кровать, и мы её долго звали – кыс-кыс-кыс! – а она не вылезала.
– Надо нырять, – сказал я шёпотом. – Она в глубоком гроте.
Мы спустились на пол и полезли под кровать, но её там не было. Потом мы её всё-таки увидели и погнались за ней, и я громко закричал, догоняя её, и вдруг мы услышали:
– Что здесь происходит?
Мы вылезли из-под кровати, и я увидел высокого мужчину с газетой в руке. Дверь он не закрыл, он стоял посреди комнаты и глядел на нас. Потом, показывая на меня, спросил:
– Это кто?
Мы молчали. Он положил газету на стол, сел на диван и увидел, как из комнаты в коридор выходит цветастая кошка.
– Чья это кошка? – спросил он. – А, Варя?
– Чужая, папа, – сказала она.
– А он кто? – спросил он и снова показал на меня.
– Мальчик… ну… – и она замолчала.
– Я пойду, – сказал я. – Мне пора, знаете ли…
– Погоди, – сказал он. – Ты как здесь очутился?
Я пожал плечами и стал глядеть в потолок.
Что я мог сказать ему? Вот если бы, например, я помог им картошку донести или спас кого-нибудь из них в Фонтанке, я бы так и сказал. А так… что я мог сказать?