Вдруг дверь открылась и в комнату с улыбкой вошла та, которую мы искали.
– Хватай её! – закричал Феодоро и первым бросился к ней.
– Уйди, Федька! – завизжала она. – Ой! Пусти! Па-апа!
– Ты узнала меня! – вскричал Феодоро. – Ни слова больше!
– Ма-а-ма! Чего они! Ой!
– Мальчики, мальчики, тихо, – сказала тётя Таня, входя с ёлкой в комнату. – Ну и маскарад! Какая прелесть! Молодцы! Сейчас украсим ёлку.
– Шутки в сторону! – закричал я. – Моё имя Алехуано!
– Ай да Алехуня, – сказала она, – ай да актёр! Прелесть. Федька, отпусти Лену, будем ёлку украшать. Как прелестно!
– Да ну вас, – сказал Федька и снял свою маску.
– Нет, не надо, не надо, не снимай! – затараторила тётя Таня. – Так лучше. Так веселее. Чудесно, что вы зашли!
– Чудесно, – сказал я. – Чудесно. Надоело! – и снял свою маску.
– Наденьте! Наденьте! – визжала Ленка. – Маскарад! Ура!
– Ну вас, – сказал Федька.
А тётя Таня уже носилась по всей комнате.
– Миша! – кричала она. – Где подставка для ёлки? Ленка, тащи игрушки. Ребята, откройте дверь, там звонок.
Мы пошли с Федькой и спросили:
– Кто там?
– Новогодняя телеграмма.
Мы открыли дверь и как захохочем – там стояли Петька и Вовка, оба в чёрных масках.
– Ни с места! – сказали они. – Идите вперёд!
Когда мы все вошли в комнату, началось такое веселье, просто ужас.
Дядя Миша надел бумажный колпак и чем-то посыпал тётю Таню.
Ленка уже притащила игрушки и была в Федькиной маске.
Тётя Таня надела маску «свинья».
В общем, смех!
Больше всех хохотали мы с Федькой.
Петька и Вовка только рот раскрыли.
Мы с Федькой дали им по стеклянному шарику и сказали:
– Ну, Петякио и Вовенцио, – за дело!
– Чего ещё! – сказал Вовка. – Чего вы?
– Давай, давай, – сказали мы.
Ёлка получилась – то, что надо!
Случай в песках
Мне вчера учитель Сергей Васильевич по арифметике двойку поставил. Жирную такую страхидлу.
Мы задачку про поросят решали, и у меня пять поросят плюс семь поросят получилось тринадцать поросят вместо двенадцати.
Дома был скандал, и мама сказала, что она этого не ожидала. Этой двойки.
Что она ожидала наверняка пятёрку или на худой конец четвёрку.
Папа сказал:
– Марш! Стоять в углу!
Я сегодня весь день по школе ходил как угорелый, всё ходил, думал, какой он, Сергей Васильевич, отвратительный человек, всё ходил и искал его, чтобы прямо так ему и сказать…
Я даже в скачки не играл.
Я даже быстро бегал по коридорам, чтобы все классы обежать и найти Сергея Васильевича.
Я быстро бежал, как ветер, и вдруг остановился, потому что увидел в окне лошадь.
Я сразу подумал, что вот стоит внизу телега и лошадь и что телегу можно куда-нибудь запрятать, а на лошадь сесть и поехать в далёкие пустынные пески Кызыл-Шербет-Абу-Керим-Кебаб. Там, в этих жёлтых песках, нет ни капли воды, там самумы и тайфуны, и только ты, сильный человек, на своей сильной лошади можешь мчаться как ветер, а вообще-то там жуткая температура воздуха и птицы падают от жары в песок.
Там, в этих мёртвых песках Шурум-Бурум-Такыр, я один буду мчаться на своём коне, мой конь будет хрипеть и скакать, мой могучий конь будет мчать меня, как «Волга», и ни один леопард – а их там полно – не уйдёт от его острых зубов, а потом я увижу, как из-за барханов выйдет Сергей Васильевич, и всё… и… И вдруг я увидел в окно Сергея Васильевича – вон он вышел из-за угла и идёт прямо к школе, ничего не думая и не подозревая, что на его пути стоит мой конь, моя защита и опора со страшными зубами.
«Всё, – подумал я. – Конец. Привет».
Вот он поравнялся с конём…
А я закрыл глаза…
А потом открыл…
…Сергей Васильевич стоял возле лошади и гладил её по морде.
И лошадь заржала и замотала головой.
А Сергей Васильевич вдруг открыл портфель и достал… сахар. Большой белый кусок.
И лошадь вытянула морду и мягко так, губами взяла этот сахар прямо с Сергея Васильевича ладони.
И потом лизнула его в ладонь и заржала.
А он ласково так погладил её по морде.
И я тогда сорвался вдруг с места и помчался вниз по лестнице – вниз, вниз – и столкнулся возле раздевалки с Сергеем Васильевичем.
– Сергей Васильевич! – закричал я.
– Так, – сказал он. – Всё понятно. Двоек больше не будет?
– Нет, – сказал я. – Да. То есть…
– Пять поросят плюс семь поросят равно двенадцать поросят, – сказал он.
– Точно, – засмеялся я. – Двенадцать их.