– Замечательно быть моряком! – воскликнул я.
– Хочу во флот! – воскликнул Генка.
– Эх ты, – сказал мне Павка, – а сам-то мне всё время твердил: «Буду ветеринаром, животных лечить».
– «Эх ты»? Я – «эх ты»?! – обиделся я. – Это ты «эх» и Генка «эх», а я просто сказал, что замечательно быть моряком, просто сказал, и ничего такого, а ты – уже моряк и лечить не будешь!
Павка рассмеялся.
– Да здравствует морская жизнь! – закричал Генка, щупая Павкины мускулы. – Да здравствует голубой простор без конца и края! Да здравствуют тельняшки и походные песни! И сильным мускулам тоже – ур-ра! А кому охота иметь хилый вид и скучную жизнь, пусть лечит своих коз и мышей, пусть будет коровьим доктором, пусть…
– Но-но, малёк, – остановил его Павка. – Смени направление. Полегче насчёт коровьего доктора.
– Можешь не защищать меня, – продолжал я сердиться на Павку. – Не больно-то хотелось.
– Ты меня не понял, – сказал Павка задумчиво. – И зря ты меня «эх» назвал. Не думай, что я забыл, что хотел стать ветеринаром. Не забыл я. Вот отслужу на флоте…
– Павка, – сказал я.
– …и снова подам заявление в ветеринарный институт…
– Дорогой Павка! – обрадовался я.
– …и стану ветеринаром. Обязательно. Мне без этого никак. Так уж я решил… давно ещё…
– Ура! Ура! Ура! – закричал я.
Генка раскрыл рот и ничего не понял.
– А химии и физики я не боюсь, – сказал Павка. – Тогда мне по ним тройки поставили, а теперь будет по-другому. Первую буду учить изо всех сил, а вторую я и так уже назубок знаю. Ведь я не просто моряк, я моряк-радист.
– Вот это я понимаю! – сказал Генка. – Моряк-радист! А то коровий доктор, тьфу…
– Ладно, парень, – сказал Павка. – Брось.
– Не серди ты его, – посоветовал я Генке. – Не забывай, что у него теперь всё по-другому: мускулистые руки и широкая грудь.
– Да уж, – сказал Генка.
Он так ничего и не понял.
Чудесный голос
Вот сижу я один дома и думаю, чего бы такое спеть? Может, песню, а может, и какую-нибудь арию? Или куплеты? Просто обожаю я петь. Голос у меня – бас. Могучий голос. Всего девять лет мне, а уже такой голосище. Просто поразительно. Я сколько раз в ванной пел. Здо́рово выходит. Только никто об этом не знает, я никому не говорил, – скромность. Хотя голос у меня красивый, как весенний гром.
Сегодня я решил в комнате попеть. На просторе. Я даже стулья все на кухню вынес и стол к окну отодвинул, чтобы был полный простор.
Потом я слегка прокашлялся, съел сырое яйцо (я их терпеть не могу, но так надо, я читал), запил водичкой и изо всех сил начал:
Ах, приятно как петь! Сам поёшь и сам себя слушаешь. Получаешь огромное удовольствие.
Ну и бас у меня! Кто не мечтает о таком голосе?
Вдруг – тук-тук-тук в дверь.
Кто ещё там? Попеть не дадут.
А она уже входит. Ленка из нашей квартиры. Она на целый класс меня меньше учится.
– Ну, чего тебе, Ленища? – спросил я.
– Это кто пел? – говорит она.
«Хватит быть таким скромным», – подумал я и сказал, так, будто между прочим:
– Я пел. Я. Кто же ещё мог? А что?
– Удивительно красиво, – говорит, – как в опере.
– Ну и что же? – говорю я. – Я и сам знаю. Можно мне спросить, зачем ты мне это говоришь?
– Научи меня, – сказала она. – Ну, пожалуйста! За что хочешь.
– Смех тебя учить, – говорю. – Да и откуда у тебя такой бас?
– Я без баса буду, – говорит. – Как-нибудь по-другому. Я тебе за это мороженое-стаканчик куплю.
– Тебя научишь, – говорю, – а ты потом обманешь, возьмёшь и не купишь.
– Честное слово, – говорит Ленка. – Пречестное-пере-честное. Я даже сначала тебе куплю, чтобы ты не сомневался.
Удивительно, до чего я произвёл на неё впечатление – побежала и купила.
– Только ты сначала не ешь, – говорит. – Так будет не честно. Я раньше купила, а ты раньше научи.
Пришлось учить.
Я ей показал, как стоять надо. Как руки держать. Что делать глазами. Как открывать рот. Как закрывать.
В общем, пока учил, смотрю – мороженое растаяло. Я обозлился.