Воцарилась тишина, если не считать их дыхания, затем его губы скривились.
― Я не принадлежу к вашему роду.
Стиснув зубы, она отвернулась от него.
― Мне очень жаль. Я солгала тебе, Кейн, ― она снова посмотрела на него. ― Когда я сказала тебе, что ты мне не нужен. Правда в том, что я не хочу жить в этом мире без тебя. Возвращайся обратно.
― Нет.
― Тогда я пойду за тобой. И буду преследовать. Даже до конца жизни, если придется.
Глаза Кейна дико забегали, зрачки расширились. Его улыбка не была похожа на ту милую, которую она полюбила. Нет, в этой была лишь насмешка и обещание жестокости.
― Я порву зубами твою кожу, ― он сухо рассмеялся. ― Или вырву тебе глотку.
― Ты этого не сделаешь.
― Я не могу контролировать то, что делаю, ― он заскрежетал зубами, когда заговорил. Из-под губы выглянул длинный белый клык.
― Можешь, ты контролируешь себя прямо сейчас.
Что-то блеснуло в его желтых глазах, мелькнуло на лице, таком близком, что их лбы почти соприкасались.
― Уверена, Истребительница?
― Я тебя не боюсь.
― Нет? ― он слегка наклонил голову и пристально посмотрел на нее, словно читая мысли. ― Твое тело говорит мне обратное. Я чувствую дрожь, даже не прикасаясь к тебе.
Ее рука соскользнула по камню, отчего тело дернулось вперед. Она отступила на шаг, отчаянно пытаясь сохранить самообладание.
― Мне холодно.
Его глаза сузились.
― Бессмертный охотник ничего не чувствует.
Ее взгляд стал мягче.
― Я ― чувствую.
Она подняла к нему голову, остановившись лишь на секунду, когда его рычание стало тише. Желтый взгляд сверлил ее, путая мысли, а увеличивающиеся черные щели зрачков предупреждали — и все же она приложила кончики пальцев к его щеке.
Его челюсти напряглась. С губ сорвался сдавленный вздох, веки опустились.
Рычание затихло.
Она легонько погладила его по щеке, от подбородка до длинного белого шрама на шее. Волки. Они пытались отрубить ему голову.
Кейн откинул голову назад, словно разрешая ей прикоснуться к себе, но держался напряженно и настороженно.
Нежными, как шелк, приоткрытыми губами она прошлись по его горлу, пока, наконец, не прижалась к нему. Она поцеловала его шрам от края до края. Естественный женский инстинкт никогда не был частью ее натуры, но она не могла отрицать, что в тот момент ей нужно было это.
Ей хотелось успокоить его. Исцелить. Эти раны принадлежали ей так же, как и ему. Каждая отметина была напоминанием о боли, которая калечила ее, пока она смотрела, как волки разрывают его в клочья.
Его кожа, покрытая потом, оставляла соленый привкус на ее языке, когда она лизала и посасывала, подгоняемая его резким дыханием. И этот неотразимый пьянящий аромат, похожий на лакрицу. Аппетитный.
Кейн схватил ее сзади за шею.
Она замерла в его объятиях.
Он притянул ее к своим губам.
Волна ликования прокатилась по венам, когда Айден поднялась навстречу ему и он нырнул языком в ее рот.
Толчок в грудь заставил Айден прислониться спиной к скале. Холодная кровь хлынула в разрыв между ней и Кейном, когда он отстранился.
― Нет, ― сказал он, его грудь тяжело вздымалась.
Она кивнула.
― Да.
― Когда-то я был нежен, ― он схватил ее за руки. ― Но я уже не тот мужчина.
― Какая-то часть тебя все еще здесь, ― она нахмурилась, взглядом показывая свою решимость. ― И если этого даже совсем мало, я приму тебя таким.
Она толкнула его, заставив сесть на покрытый грязью пол пещеры, и оседлала прежде, чем он успел запротестовать. Целуя его снова, она покачивала бедрами у красноречивой твердости под его джинсами.
В глазах Кейна смешались ярость и боль. Он застонал и схватил ее за бедра, прижимая ближе.
Она стянула его рубашку через голову и отбросила в сторону, затем расстегнула молнию на своей куртке. Под ней сквозь тонкую футболку проглядывала обнаженная грудь.
Кейн просунул руки под просвечивающуюся ткань и погладил ее плоть, его прикосновение было подобно электрической искре, пробежавшей под кожей.
Она откинула голову назад. Ее тихий стон эхом отразился от стен маленькой пещеры. Куртка была поспешно стянута с ее плеч.
Кейн стянул белую ткань рубашки через голову и ею же стянул руки Айден за спиной. И удержал ее так на мгновение, словно проверяя на прочность.
Ее естественным порывом было вырваться на свободу, но что-то взволновало в этой уязвимости, в этом лишении свободы, и она мысленно пожелала ему быть еще жестче.
«Сделает ли он мне больно?»
Упершись коленями в его бедра, она ждала.