— Да-да… Ну, и что дальше?
— У дома номер семнадцать мы заметили подозрительного кренделя…
— И чем он показался вам подозрительным?
Василий замялся… Казалось бы, проще вопроса нельзя и придумать, а попробуй ответь? Сказать о пакете с оружием, означает раскрыть все карты, чего он, в принципе, не собирался делать, и к тому же накликать подозрение на себя!
— Интуиция. Просто интуиция, выработанная годами напряженной работы головного мозга…
— Он у тебя есть?
— А ты сомневаешься? Парень нервничал, оглядывался, суетился, вот Шелягов и решил проверить его документы.
— Значит, все-таки Шеля?
— Ну, не я же…
— А Инесса Сигизмундовна…
— Это кто?
— Жительница малосемейки, отдыхавшая на скамье у входа в подъезд…
— А-а… Старая училка!
— …Утверждает, что ты подлетел к ней со словами: «Из дома никто не выходил?»
— Ну…
— Значит, у вас уже тогда были основания подозревать, что Синицын… того… мертв…
— Ты, как всегда, прав — были, — быстро нашел выход из положения Егоршин. — Повернув на Щусева, я позвонил Синицыну сначала на сотовый, затем — на домашний, ответа не последовало, вот мы и заподозрили что-то неладное.
— Ладно… Я проверю эту версию.
— Валяй…
— Как ты со мной разговариваешь?
— Так, как ты заслужил, — снова взорвался майор. — Думаешь, я ничего не понимаю? Ах, Петя, Петя, мы ведь с тобой пуд соли сожрали… Без хлеба, между прочим…
— Ну и что?
— Четверг для кое-кого из нашего начальства — банно-стаканный день…
— Знаю!
— В «Динамо» они не только трут друг другу спины, но и пьют водку, иногда парят девиц… во все места…
— Ты это прекрати!
— В тот вечер городской прокурор, знакомый тебе Саня Белокуров, набрался в стельку — свидетелей у меня хоть пруд пруди. Мог он своим «лексусом» наехать на мою дочь, мог?
— Теоретически… Однако, как тебе должно быть известно, никаких следов столкновения с автомобилем на ее теле не обнаружили.
— Правильно! Но ведь окончательно списывать со счетов эту версию нельзя?
— Нельзя…
— Тем более сейчас, когда убит Синицын, дежуривший в тот вечер в спорткомплексе!
— Куда ты клонишь?
— Куда надо…
— Не понимаешь, с кем связываешься?
— Прекрасно понимаю… С шайкой коррупционеров, к которой примкнул и ты, Петро…
— Ну, знаешь!..
— Знаю… Зачем давил на пацанов, заставлял шпионить за мной, а?
— Я же в твоих интересах, Вася! Ты ж в запале такого начудить можешь…
— Могу…
— Вот видишь! Ну, скажи, чего вы добились со своей самодеятельностью? Синицын мертв, Андрюха Шелягов тоже… Неужели нельзя было сообщить мне, официально возбудить дело, пустить по следу следственно-оперативную группу…
— Паша был обречен…
— Откуда знаешь? Опять интуиция?
— Да! Мы опоздали совсем чуть-чуть… Иначе я уже знал бы всю правду!
— Не слишком ли дорогой ценой?
— А вот это, Петя, не твое дело… Смотри, пойдешь на поводу, я не остановлюсь ни перед чем, понял?
Ракитский молчал.
— Еще раз повторяю: тебе все ясно?
— Ох, и наглец же ты, Вася…
— Наглец…
— Да я тебя!..
— Подавишься… И ты это хорошо знаешь. У меня на тебя говна столько — на пожизненное с головой хватит.
— Ну, ну…
— Не нукай! Я его органам продавать не стану — отнесу Американцу. Он давно интересуется судьбами своих пропавших корешков. Особенно Степчика… Тот, если помнишь, не просто бригадиром был, а и кандидатом в зятья, потенциальным наследником многомиллионного бизнеса. Американец любил его, как родного…
— Хватит…
— Не затыкай мне рот, Петя! Не знаю, как Белокурову, а Левитину о твоих выходках было известно, а они между собою кумовья… Захочешь сдать им меня — можешь сразу позаботиться об уютном местечке на городском кладбище. Если со мной случится несчастье — доверенные люди немедленно доставят компру Американцу. Тот долго разбираться не будет… Так что ты, Рахит, как никто другой заинтересован в том, чтобы я жил и здравствовал, как можно дольше.
— Да с таким дурным характером тебя могут грохнуть в любое мгновенье!..
— Вот и ходи за мною следом, отгоняй мух, дабы заразу не занесли, зонтом накрывай во время дождя, чтобы я не простудился, хавчик с моего стола дегустируй, чтоб меня ненароком не отравили…