Лариса оседлала меня сверху и принялась осторожно накачивать.
Через пару минут градусник выстрелил в её влагалище, а я ощутил болезненное и, в то же время, по необычному приятное, излияние жидкости по семенному канатику, раздражённому вставленным предметом.
- Ну, как? – спросила ведьмочка.
- Супер! – прохрипел я. И тут же добавил:
- Но больше этого не будет, ни в тебя, ни в меня. Ты маленькая дурочка и не задумываешься о последствиях, если он сломается.
- Не трусь, не в первый раз и ничего не случилось.
- Так это ты позволяла с другим?
- Позволяла. Знаешь, у меня был дружок-зычок. Он, вообще-то, в первый раз просто изнасиловал меня, а потом научил многим штучкам.
Я тут же вспомнил подслушанный разговор дочки с матерью, там на Дону.
- Уголовник?
- Ну да. У него под кожицей были вставлены металлические шарики, б-р-р! – встряхнулась она.
- Ну, ты точно, оторва! – смотрел я на неё, потрясённый очередной новостью.
- Только честно скажу тебе, с ним я так и не научилась кончать, хотя он очень хотел этого.
- А где он теперь?
- Ты что! Узнали мать с отцом, тут, ведь, за мной негласная слежка, прикатили сразу, у отца председатель Совета друг, Рустама сразу выселили за зону.
Я знал, что у местных властей есть право по закону о закрытых территориях выселять людей, чем нередко пользовались в личных целях.
- Не угодно ли, Вам мадемуазель, чтобы Ваш нынешний друг тоже загнал под кожу шарики? – с издёвкой спросил я.
- Не угодно. Мне с тобой и так хорошо, - поцеловала меня девушка с непритворной нежностью. За такой сердечный поцелуй я готов был любить её, даже если бы она сама была уголовницей и согласиться на всё.
- Тогда, давай, заменим градусник чем-нибудь безопасным, - предложила она.
- Чем? – испугался я.
- Сейчас! – спрыгнула голозадая нимфа с кровати и слетала в туалетную комнату. Она вернулась с длинным, сантиметров в двадцать, блестящим никелированным штырём.
Я понял, что очередной экзекуции не избежать, убедительных аргументов против применения орудия у меня не было. Я только взвыл, когда она всунула его весь в то же место, где недавно провалился градусник.
Только закруглённый кончик штыря кокетливо выглядывал из щелки моей головки.
Человек привыкает к любым превратностям судьбы и может радоваться даже насилию.
Мы стали использовать этот болезненно приятный способ, доводивший нас до остервенения в половых оргиях.
На третий день безумства с применением инструментальных средств, я проснулся утром с залитым кровью пахом. Нежная промежность оторвы тоже была вся в крови.
После этого она перестала применять орудие сладостной пытки, а, я, на всякий случай, выбросил его совсем.
На четвёртый день голодовки я ушёл на пару часов в свою квартиру, переставить мебель на высохшем полу. Лариса хотела со мной.
- Это не женский труд, - возразил я, - обойдусь сам.
Вернувшись обратно, я застал незнакомую гостью. Они с Ларисой болтали за столом… и пили портвейн.
- Что такое? – возмутился я.
- Вадик, мы не виделись с подругой полгода, пришла с бутылкой, не выгонять же!
- Она не сказала Вам, что четвёртый день без пищи? – обратился я к подруге.
- Да ну? За что Вы её голодом морите?
- Извините, - еле сдержал я бешенство, поднял со стола ополовиненную бутылку и выставил за дверь на лестничную площадку.
- Она ждёт Вас! – раскланялся потом я.
Гостья хотела, наверняка, сказать ещё что-то обидное, но Лариса тихо произнесла:
- Уходи Вика.
Вика хмыкнула, но поскольку я никогда не видел, чтобы кто-то из подруг спорил с Ларисой, удалилась.
- Я уж не говорю о том, что ты нарушила слово родителям, пить после голодовки просто опасно и глупо, - сказал я в расстроенных чувствах.
- А ничего не случится! Я крепкая! – махнула девушка рукой, - давай я салатик сделаю, мы же купили овощи на восстановление.
- Делай, - согласился я покладисто, во время голодания выделяется на язык ацетон, а я ещё и надышался им в своей квартире и, возвращаясь, мечтал покушать, чего бы, конечно, не допустил, если б не этот случай. И главное, раз Лариса выпила, лучше закусить, чтобы не раздражать желудок одним вином.
А она, дорвавшись наконец, до алкоголя, весёлая летала между комнатой и кухней и напевала, задевая меня:
- А ты такой холодный, как айсберг в океане…
Потом мы испытали с ней блаженство первого поедания пищи после голодания. Обыкновенный винегрет, чуть сдобренный растительным маслом, казался вкусным необыкновенно.
- Ешь малыми порциями, так положено, - учила Лариса, раскрыв мамину книжку.
- Понял, - согласился я и начал тщательно пережёвывать мелкую порцию пищи, не для того, чтобы легче усвоилась, а помочь своим примером преодолеть зверский аппетит нарушительнице обетов, написанный на её лице после приёма портвейна.
Весьма осчастливленные насыщением, мы плюхнулись на кровать дожимать блаженство сексуальными радостями.
- Как же со словом предкам? - спросил потом я.
- Всё, всё, сколько нам осталось? – заиграла девушка пальцами, - совсем ничего, двадцать дней. Это будет … - зажмурилась она, - 19 августа!
Она всегда разгуливала по комнате обнажённой. В первые дни любви мне нравилось это невообразимо, особенно наблюдать колыхание розовых половых губ под чёрным треугольником. Потом я, как-то, спросил её:
- Ты не думаешь, что от постоянного созерцания женского тела у меня не будет стоять на тебя х.й?
- Не думаю! – отрезала Лариса.
Она подошла к зеркалу и завертелась перед ним со всех сторон:
- Какая же я, блядь, красивая, кому же я, блядь, достанусь?
Нет, на неё, положительно, нельзя было долго обижаться, и нельзя не любить!
Я вышел первый день на работу, у Ларисы каникулы были до сентября. С тоской ждал, когда закончится рабочее время.
В первой половине дня любовь моя звонила дважды, но потом я сам не смог дозвониться до неё по обоим адресам.
Я забежал в кассу, там ожидала меня уже две недели премия, о которой узнал только на работе. Купил Ларисе на рынке огромный букет гладиолусов, коробку трюфелей и в самом приподнятом настроении явился домой, мы опять переселились ко мне.
Лариса лежала на тахте, пьяная в драбадан.
- О, какой ты галантный! – приподнялась она, увидев меня с подарками.
Подошла, шатаясь, поцеловала, обдав портвейным запахом.
Я скованно застыл на пороге комнаты.
Девушка переложила цветы в вазу и радостно захлопала в ладоши:
- А мне предки послали перевод!
- Если б знали, то послали бы плётку, чтобы излупить тебя, - мрачно заметил я.
- Ну, что ты сердишься, у нас ещё две бутылки.
Лариса открыла холодильник за углом в коридоре и достала два пузатых «бронебойных снаряда» по 0,8.
Такая явная демонстрация вывела меня из себя.
Я выхватил «снаряды» из её рук и изо всей силы грохнул их об пол. Одна бутылка попала на угол и разбилась, разлив пахучую жидкость, другая подскочила, словно футбольный мяч и встала на донышко.
- Вот видишь, приглашает! – не смутилась Лариса и подняла бутылку.
XV
Кончилось тем, что мы опять стали пить с ней почти каждый день.
Я смирился с тем, как есть, если отбросить мозги и не думать о последствиях и приличиях, такое времяпровождение в общении с юной секс-бомбой, было ошеломительно обалденным.
Моя квартира стояла на бойком месте, угловая между двумя центральными улицами. Сами мы не часто ходили по гостям, но к нам постоянно кто-то являлся, с непременной присказкой: