— Это же противозаконно!
— Разумеется. Но привлекать я никого не буду. Пока во всяком случае. Мне бы этот клубок для начала распутать. А он из сплошных узлов.
— Ну и что во всей это летописи?
— Ничего подозрительного, обычные женские разговоры: шмотки, мода, фильмы, кто за кого вышел, кто за кого собирается. Ничего заслуживающего внимания, если, конечно, не предположить, что в этой болтовне скрыт какой–то код. Но, если честно, я во всю эту конспирологию не верю.
— А про швейцарца?
— Ни–че–го.
— Подожди, а с Платоном она созванивались?
— Нет. Она утверждает, что и номера его телефона не знает и что все разговоры они вели только при личных встречах. Он якобы находил ее тогда, когда ему было нужно.
— Ну да, если учесть, что его невольно покрывал ее собственный муж с охранником…
— Смотри: имеется большое количество, просто пласт доказательств слежки Сергея Платона за Лилией Сорочан. Мы говорим только о последнем месяце — когда он наблюдал за ней по заказу ее мужа. Можно ли допустить, что в это самое время, выполняя заказ Олега Сорочана, Платон еще и вел переговоры с Лилией по поводу швейцарца?
Наташа задумалась.
— А не вел ли Платон ежедневную видеозапись своей слежки? Желательно, непрерывную?
— Таким материалов нет, — покачал головой Николай. — Правда, Виктор передал мне некоторые видеоматериалы, но это просто эпизоды, сделанные к тому же в первые дни наблюдения. Там Лилия входит в супермаркет, потом скачок, и вот она уже въезжает в ворота собственного дома. Нет, по этим записям невозможно судить, были ли у нее с Платоном контакты или нет. Виктор показал, что Платон снимал лишь первые дни, а потом пожаловался, что одновременно снимать и вести машину практически невозможно. В общем, они отказались от съемок и окончательно перешли на цифровой фотоаппарат. Но камеру, кстати, как утверждает Виктор, Платона всегда возил с собой, на всякий случай. Да она и была у него с собой в момент гибели. В наплечной сумке, вместе цифровиком. Помнишь, как нас удивили обнаруженные у него в аппарате снимки Лилии?
— Значит, доказать, что он не общался с Лилией невозможно?
— Получается, что так.
— Неужели она не общалась с мужчинами, с какими–то посторонними людьми?
— Почему, общалась. По телефону — с мужем. Очень краткие, кстати, переговоры. Привет, как дела, ты где, скоро буду, целую. С продавцами–мужчинами общалась, с официантами в кафе. Я же говорю — в этих обильных отчетах ничего подозрительного. Насколько, конечно, я их успел изучить. Кроме одного: того факта, что Лилия Сорочан на протяжении задокументированного месяца почти бесцельно убивала свое время. Кстати, после первой же недели слежки Олег Сорочан приказал прекратить наблюдение, но Виктор не послушался.
— Как это не послушался?
— Поручил Платону продолжать. А потом просто поставил Сорочана перед фактом.
— И что тот?
— Махнул рукой: делай, мол, что хочешь.
— Не нравится мне этот Виктор.
— А вот меня больше интересует друг–комитетчик.
Они замолчали. По лицу Николая скользнула гримаса боли — мимолетная, но достаточная для внимания Наташи.
— Что, спина? — озабоченно спросила она.
— Да, — он облегченно потер спину, — есть немного.
— Ложись, — она встала, кивнул на диван.
— Да ладно.
— Давай, быстренько.
Наташа достала из шкафчика тюбик с мазью и, откручивая колпачок, оценила, с каким трудом муж освобождается от рубашки.
— Я помогу.
Она аккуратно подняла плечи рубашки и медленно спустила ее, оголив мохнатые руки супруга.
— Горе ты мое, — улыбнулась Наташа, усаживась на табуретку перед распластавшимся на диване Николаем.
— Слушай, — спросила она, осторожными движениями втирая мазь с поясницу, — а почему он с ней не поговорил?
— Кто, Виктор?
— Да нет. Сорочан с женой.
— Знаешь, по–моему он ее боготворит.
— У женщин это называется по другому: околдовала.
— Наверное. Но суть–то не меня… — он ойкнул, — не меняется.
— Больно? — она остановилась.
— Ничего, продолжай. Сколько я с ним общаюсь, он моментально, едва речь заходит о Лилии, настораживается. Даже смотрит так, будто готов сжечь взглядом.