— Молодец, успокоила! Для них сейчас критический момент — время. Им нужно письмо Платона, нужно немедленно, и пока оно, как они думают, у меня, они видят себя под ударом. Под смертельным ударом, Наташа. Некогда им мудрить, поэтому и применили они гипноз. И собираются, конечно, применять и дальше.
— Я просто была не готова. Ты же знаешь, когда человек настроен против гипноза, он не поддается внушению. Буду делать вид, что я в трансе, а сама буду отвечать то, что мы сочтем нужным.
— Нет, Наташа, не–ет!
— Отойди от окна.
— Отойду, но ни о какой редакции не может быть и речи.
— Даже если случайно засну, диктофон будет включен.
— Ну, хватит, правда!
— Если я откажусь, они поймут, что ты что–то знаешь.
— Плевать!
— А еще, муж, у них есть на меня компромат.
— Переживу.
— Правда, переживешь? — Наташе подошла к Николаю, уткнулась носом в грудь. — А простишь?
— Ты молодая, — вздохнул Николай. — Что я, не понимаю?
— Не говори так! — вспыхнула Наташа, поднимая голову. — Ты совсем не старый. И я люблю тебя.
— Я знаю, моя хорошая.
Они помолчали.
— Мне нужно вернуться в редакцию, ты же понимаешь.
— Нельзя, Наташа, это слишком опасно.
— Тебе нужны доказательства.
— Я их добуду.
— Тебе нужна моя помощь.
— Мне нужна ты. А они могут у меня тебя отнять.
— Они догадаются, если я не приду.
— Жена-а!
— Му–уж!
Он прижал ее к себе и ветер, вновь прогулявшись по тесной кухоньке, вылетел обратно через форточку и понесся по улице, распугивая птиц. Он мог бы неплохо заработать, этот веселый ветер, донеси он слова людей до слуха других, таких же с виду людей. Но ветер, беззаботный и расточительный, терял слова по дороге, а когда ему по пути попадались деньги — и вовсе расбрасывал их, как никчемные бумажки и мчался дальше, оставляя за собой суетящихся и толкающихся людей, склонившихся над бумажками, хватающих их на лету.
Ветер летел дальше и, очарованный собственной скоростью, ломал ветки деревьев, гнул фонарные столбы и перекашивал крыши. Но люди, стоило стихнуть гулу за окном, переставали трястись от страха и выбегали на улицу, чтобы погрозить ветру вслед, проклясть его и даже пожаловаться безмолвному небу. И все же люди не могли, как не хотели, придать ветер справедливому людскому суду, чтобы заслуженно, пусть и заочно осудить его за все злодеяния, коим несть числа: сорванные крыши, вырванные с корнем деревья, битые окна и скошенные столбы. Они могли предъявить своему суду вопиющее число следов разрушений, но у них не было главного — ни одного веского доказательства.
Ведь ветер не оставляет отпечатков.