— Джорджина!
Как будто не слыша его голоса, она продолжала:
— А теперь это случилось со мной.
Энтони взял ее за руку и почувствовал, что она холодна как лед.
— С тобой такого не может быть... ты этого не заслуживаешь! Не надо принимать поспешных решений.
Темно-серые глаза на мгновение вспыхнули.
— Не думаю, что следует дожидаться, когда он сам предложит мне уйти.
— Он не поступит так.
— Уверена, что поступит, если я дам ему повод. Проблема в том, что у меня нет никакой профессии. Чтобы чему-то научиться, необходимо время, а мне не на что жить.
После непродолжительной паузы Энтони сдержанно сказал:
— Ты придаешь этой ссоре слишком большое значение.
— Ты не слышал, что он говорил.
— Люди говорят много лишнего, чего совсем не думают, когда они рассержены.
В ее глазах внезапно засверкали слезы.
— Я-то думала, что он рассердится из-за письма, никогда бы не поверила, что он разозлится на меня.
Энтони постарался произнести как можно небрежнее:
— Джонатан просто вышел из себя. С ним это бывает... с каждым может случиться. Скажешь лишнее из-за того, что зол, а потом еще больше сердишься из-за того, что сказал не подумав. Это как с бутербродом, который всегда падает маслом вниз.
Она покачала головой:
— Нет, нет, в данном случае все не так. Письмо послужило только поводом, но то, что он сказал... Энтони, то, что он сказал, уже созрело в его голове. Мне кажется, он задумал это давно... возможно, вскоре после того, как привез сюда Мирри. Видишь ли, он сказал мне, что изменит завещание.
— Он сказал тебе это прямо сейчас?
— Да, только что. Но обдумал это заранее... должно быть, так. Он сказал, что не хотел бы, чтобы у меня сложилось впечатление, будто его решение принято поспешно или под влиянием минутного раздражения. Это его слова. И потом он продолжал говорить, что собирается обеспечить будущее Мирри. Я сказала: «Конечно», а он запретил мне перебивать его и спросил, не собираюсь ли я притворяться, что мне безразлично, если он оставит меня без пенни.
— И что ты ему ответила?
На ее щеках вспыхнул румянец.
— Я вскипела. Сказала ему, что, конечно, меня это беспокоит, потому что это означает, что он меня больше не любит. Сказала, что очень рада за Мирри, и спросила, кто внушил ему такие ужасные мысли.
— И что он ответил на это?
Оживление исчезло из ее голоса.
— Ничего хорошего. Назвал Мирри «бедным ребенком» и сказал, что я с самого начала ревновала ее, а он, дурак, не замечал этого. После таких слов продолжать разговор было бессмысленно. Я попыталась, но ничего хорошего не вышло. Мне кажется, все погибло, и ничего не удастся вернуть. Поэтому мне надо уехать. Я не могу оставаться здесь, если он разлюбил меня. Мне не следовало бы говорить об этом. Я и не собиралась, но ты оказался рядом, и я не удержалась. Не хочу больше обсуждать все это. Я хочу, чтобы ты ушел.
Энтони подошел к двери, но потом резко повернулся и направился к ней.
— Джорджина...
Она покачала головой:
— Я просила тебя уйти.
— Да, ухожу. Я только хочу сказать... сказать...
— Не говори ничего.
— Бесполезно останавливать меня. Просто я очень люблю тебя. — Он резко оборвал фразу и повторил, особенно выделив одно слово: — Я люблю тебя очень сильно. Думаю, ты уже догадалась об этом. Я полюбил тебя давно, и буду любить всегда. Не забывай об этом, и, если я смогу для тебя что-то сделать, позволь мне помочь! Это все, дорогая.
Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Глава 7
Мирри Филд видела, как Джорджина и Энтони поднялись по лестнице и вошли в гостиную. Она подсмотрела, как Энтони спускался по лестнице. Ее комната была почти напротив спальни и гостиной Джорджины. Мирри вышла из своей комнаты и на лестничной площадке увидела Энтони. Он подошел с противоположной стороны дома и в тот момент, когда она увидела его, начал спускаться по лестнице, а затем исчез из виду. Поскольку в коридоре никого не было, Мирри добежала до конца коридора. Она не рискнула бы бежать, если бы кто-нибудь мог ее заметить. Ей хотелось как бы случайно перехватить Энтони до того, как он пересечет холл и скроется в одной из комнат нижнего этажа. Но когда она добежала до лестницы, он уже спустился, и рядом с ним стояла Джорджина, глядя на него снизу вверх и положив руку на балясину перил.