Чего стоил, например один такой перл местной периодики: "Лес Скорби и Печали вновь совершил свой опустошительный набег на селения долины Пляшущего Триска. Имеются жертвы..."
Ни подписи, ни пояснений. Но это было единственное объявление привлёкшее моё внимание. Единственное. Чушь на первый взгляд. Лес Скорби и Печали, набег и некий неугомонный Пляшущий Трикс. Этот Трикс - несомненный фанатик танцев, а всё чтиво - явный бред.
И, тем не менее, прошло же редакторскую цензуру это сообщение?!. Что-то здесь не вязалось. Что-то было не так и казалось неправильным. Информация несла в себе нечто такое, что не укладывалось в рамки привычной и к счастью присущей мне логики и это наводило на интересные размышления. Тот, кто размышлял над темой Трикса ввергал меня в размышления о причине плясок. Тот, кто писал всё это, знал нечто гораздо большее и я чувствовал это нутром.
Перечитав ещё раз текст, я задумался. Я поворачивал полученную информацию и так и эдак, пытаясь взглянуть на неё с новой, необычной точки зрения, пытался понять её получше.
И в какой-то момент до меня кое-что дошло.
Внезапно я вскочил на ноги и хлопнул себя по лбу. Какой же я идиот! Так вот в чем дело! Вот где эта самая пресловутая собака, чёрт бы её побрал, зарыта! После слова Трикс не стояла точка! А это значило что кому-то из Лиги приспичило выйти со мной на связь. Если конечно дело не в правилах местной пунктуации.
Я заколебался и потому разнервничался. И, когда мой мандраж достиг наивысшего апогея даже в перигее, я выглянул в коридор и, ухватив за клешню проезжающего мимо робота, затащил его, брыкающегося и упирающегося в номер.
-Читай, лампочконосый ублюдок, - сунул я в руки газету железному недотёпе, нагнав на себя самый суровый вид при этом. - И только попробуй пропустить что-нибудь. Отвечай, что это за чёртов лес? Ты знаешь хоть что-то о нём?
Робот добросовестно сунул зажужжавшую голову в газетку. Он пробегал строчки помигивающими тусклыми ничего не выражающими глазами, а я, набравшись терпения, ждал.
Я лишь хотел проверить подозрения.
Робот прочитал статью десять раз кряду, в простом режиме общего сканирования, как это и делают все роботы. Затем он включил в себе аналитический блок и проделал то же самое по диагонали, задом наперёд и уж совсем непростым способом - снизу вверх по диагонали с заходом в суффиксы и деепричастия. И, тем не менее, судя спокойному выражению его жестяного лица, ничего предосудительного робот в газете не нашёл.
-Ну что? - голосом не предвещающим ничего хорошо поинтересовался я.
И тут куча ходячего, измождённого годами непосильной работы металла, заскрипев старыми ревматическими заклёпками, со страшным грохотом упала на колени и взмолилась.
-Не вели казнить, Ваша Светлость, - вскричал робот. - Вели миловать. Это я во всём виноват. Я исправлюсь. Дайте время и я найду против себя свидетелей, которые составят на меня такой компромат, что мне не позавидуешь. Меня демонтируют прямо на ваших глазах в зале справедливого суда и немедленно отправят на переплавку. Дайте шанс и вы сами увидите на что ещё способен такой старый увалень, как я.
Наверное, лицо у меня было разочарованным. Иначе чего бы это я отхлебнул из бокала, который всё ещё держал в руке. Ко всему прочему, я был так разочарован, что молоко в радиусе трёх километров вокруг, обязательно скислось бы даже в вымени коров, окажись эти добрые животные поблизости.
- Вот что значит программа упреждения и угодливости, - подумал я. - Беднягу Джо, а судя по гравировке на груди, так и звали горемыку, так запрограммировали на удовлетворение чужих потребностей, то есть желаний капризных клиентов, что тот готов полить себя водой из крана и заржаветь тут же, лишь бы только угодить.
В общем, скука несусветная. В то же время в разгадывании той шарады, что подкинула газетёнка, я не продвинулся ни на шаг. Ни в том, что за Лес такой дивный, что способен сам передвигаться по пересечённой местности, ни в том, чем отличаются местные правила пунктуации от, например, марсианских.
Наверное, я бы ещё долго терзался бесплодными размышлениями на эту тему, если бы, внезапно, дверь номера не распахнулась и на пороге не возник невысокий худощавый мужчина с насквозь фальшивыми манерами, но зато с видом полицейского скрывающего, что он полицейский. В общем любви у меня к появившемуся типу не возникло никакой.
Не понравившийся мне с первых минут во всех отношениях тип держал в руке трость, которой он сразу не преминул воспользоваться, постучав ею по железной голове всё ещё угодливо ползающего в моих ногах не наученного себя уважать робота. И, наклонив набок голову и вслушавшись в мастерски извлечённый звук, весьма напоминающий звучание подвешенного за верёвочку медного таза, когда в него лупанут алюминиевым черпаком, незнакомец коротко бросил:
- Вон!
Джон конечно же был просто рождён для того чтобы выполнять приказы.
Поэтому он мигом выкатился из номера. А непрошеный гость уставился на меня пронизывающим, немигающим взглядом.
-Ты не узнал меня, Сэмюэльчик? - пропел типчик голосом, в бархате которого угадывались вкрадчивые нотки.
Явно неврастенические губы скривились в ядовитой усмешечке.
Я в свою очередь недоверчиво вытаращился на гостя.
- Легавый, что ли? - неуверенно предположил я. - Точно легавый! Я тебя пристукнул, когда драпал из той хорошо известной тюрьмы на Альфа-Центавра. Ты я вижу после того маленько не в себе. Извини, что саданул по башке. Ничего другого тогда на ум не пришло.
-Кто драпал? Ты, что ли? - с издёвкой пропел змееулыбчивый тип.
-Ну, я. Не ты же, - ничуть не рассердившись, нагло заметил я. - Зачем вам легавым драпать из тюрем, если вся власть в них итак ваша.
И я с ностальгической грустью вспомнил, как всё было...
Смеркалось. Пели соловьи. По небу плыла большая серебристая луна. Вдыхая полной грудью настоянный на ночных запахах воздух, я лез через ограду. Охранник, мой друг, крикнул: