Довольно скоро я научился отличать ядовитых тварей от всех остальных. Особенно в своих исследованиях я поднаторел после того как на сороковой день пребывания в этом свихнувшемся, безумном мире я сбил длиной и суковатой палкой одно особо наглое летающее существо, пытавшееся вцепиться в мой скальп острыми, как бритва, когтями.
Этот маленький дракон, воплощение злобы и коварства, абсолютно и исключительно черного цвета с длинным и крепким шипастым клювом и противными жемчужными бородавками по всему телу отчаянно бросился на меня, когда я совершал утренний променад, обходя принадлежащие мне владения и проверяя не было ли за ночь нарушено ограждение и не вторгся ли в пределы моей вотчины какой-нибудь непрошеный гость из внешнего, как я видел, прямо кишащего агрессией мира.
Дракончик, а это был именно он по всем моим даже самым робким прикидкам, с размахом крыльев в целый метр, спикировал сверху. И только по счастливой случайности я вовремя заметил опасного визитёра.
Может быть, в самый последний и решающий момент я отскочил в сторону, одновременно взмахнув крепкой, донельзя суковатой палкой, с которой в последнее время не расставался даже во сне.
Острый сук палицы угодил летучей твари в бок, пропоров его как тонкую бумагу. И, издав противный скрежещущий звук и обливаясь черной тягучей кровью, бестия рухнула на землю. Какое-то время она злобно шипела, зыркая выпуклыми глазищами. Потом вскочила на ноги, и заковыляла ко мне. Она явно намеревалась во что бы то ни стало все-таки вцепиться в меня. И я без сожаления окрестил палкой тварь еще раз, сломав её уродливый хребет.
Но даже после такой экзекуции животное некоторое время было живо.
Решив попробовать крылатую рептилию на вкус - зачем добру пропадать? - я насадил добычу на вертел и приладил всё это добро над никогда не угасающим, вечно курящимся костерком.
Аромат свежеиспеченного мяса, дразня обоняние, вскоре разнёсся над поросшей изумрудной травой поляной.
Что-то неладное я почувствовал, когда ветки, брошенные мной в костер, уже прогорели. Внезапно, и ни с того ни с сего, мои руки, которыми я прикасался к летающей твари, когда ещё потрошил её, стали гореть, словно в огне.
Сначала жжение было едва заметным, терпимым и относилось к разряду слегка неприятных ощущений, не очень беспокоящих.
Но по мере того как жжение усиливалось, я всё больше беспокоился о своем здоровье. А вскоре я уже чуть не выл от боли. И, когда в очередной раз взглянул на кисти, увидел, что они покрыты зловещими красно-бурыми пятнами.
Я скрипел зубами. Поминутно охая, я всерьез заподозрил в своих неприятностях слизь, которой первоначально была покрыта тушка птеродактиля и от которой я избавился вместе со снятой еще при разделке шкурой, но к которой, несомненно, прикасался.
Да, я всерьёз обеспокоился своим здоровьем. А так как поблизости не было ни аптечки, ни докторов, молил свою переменчивую фортуну чтобы яд заключавшийся в слизи не оказался смертельным.
Напрочь забыв о мясе и вообще еде, как таковой, шатаясь и чуть не падая от все более охватывавшей меня слабости, побрёл я к ручью, вытекающему из-под скалы - единственному средству от отравлений и вообще от любых болезней имеющемуся в моем распоряжении.
В этом неглубоком, кристально прозрачном ручейке я обычно набирал воду для удовлетворения своих каждодневных потребностей. Однако, в данный момент у меня была совершенно иная цель.
Присев на бережку, засунув в прохладную струю верхние конечности до самых локтей, я принялся терпеливо ждать, когда утихнет боль.
Но она не проходила. Пронизывающая и неотвязная она не собиралась оставлять меня. Угомонившись лишь в первые секунды соприкосновения с водой, эта боль вскоре взяла реванш, а ещё через непродолжительное время разрослась до такой степени, что я начал чертыхаться и поскуливать.
Тем временем красноватые пятна множились, отвоёвывая себе места не только на конечностях, но уже и на других частях тела.
Я и сам не заметил когда, но очень скоро, я покрылся этими зловещего вида пятнами с головы до пят, напоминая тем самым экзотического леопарда. Мой завтрак тем временем пораженчески догорал на костре разбрызгивая тяжёлые мутные капли ядовитого жира.
Но всё моё внимание в данную минуту было сосредоточено только на собственных ощущениях. А еда, как таковая больше не интересовала меня.
Я весь отдался прочувствованию зудящей и горящей кожи.
Потом я повалился в густую и высокую траву. Силы окончательно покинули меня. И я больше не в состоянии был даже сидеть.
Весь день я провалялся в полубеспамятстве, то забываясь в тяжёлом безрадостном сне, то пробуждаясь. А к вечеру начались галлюцинации.
Скажу вам, глюки наведённые таким сильным ядом, каким наградила меня бесноватая тварь - далеко не безобидное развлечение. Все картинки появившиеся в моих химероносных видениях были настолько фантасмагоричны, что я содрогался от подступавшего страха. А холодный пот, что лился теперь с меня, лишь усугублял весь этот дьявольский вихрь охвативших меня в одночасье ощущений.
Я агонизировал и грезил.
То на меня надвигались карминно-красные скалы, пытаясь перемолоть в муку огромными челюстями пещер. То я убегал на непослушных ходулеобразных ногах от целой оравы гигантских червяков, собиравшихся, судя по всему закусить мной.
В общем, хорошего в том, что приключилось со мной из-за неумеренно ядовитой твари, было мало. Больше суток провалялся я в горячечном бреду, лишь временами приходя в сознание и используя эти недолгие и драгоценные минуты только для того, чтобы снова забраться в ручей и омыть невыносимо зудящее тело прохладными, серебристыми струями.
Наверное, ручей и спас меня. Даже галлюцинируя и практически отдавая богу душу, я, тем не менее, находил в себе какие-то крупицы здравого смысла и, следуя этому немногому, что осталось во мне из позитива, заставлял себя пить воду.