И, чем дольше я раздумывал над такой идеей, тем больше она мне нравилась. Казалась правильной, интересной. Я ведь привыкал к ней не один год.
Ну что с того, что Уорхол — шеф? Одним начальником в галактике станет меньше. И всего-то.
Тем более, что никто не заметит потери бойца. Такие маньяки, как Уорхол всё одно долго не живут. Их или сбрасывают с космических крейсеров в иссиня Чёрные Дыры (и другие прорехи вселенной) или доведённые уорхолами до полупомешательства экипажи взрывают их керосиновыми бомбами направленного действия начинёнными гайками, болтами и устрицами к тому же. Одно бесспорно. Чем меньше Уорхолы задерживаются на белом свете, тем полезнее такое положение вещей для социума и окружающей среды.
Так мне думалось в те наполненные непередаваемым драматизмом минуты.
Между тем, Гарри продолжал свое ублюдочное существование. Он топтался нечищеными сапогами по розовым мечтам Хитрого Лиса. Он вероломно попирал чьи-то грёзы об Арсии Монс, втаптывая их в вонючую грязь служебной рутины.
В одной руке служака дегенеративно мял старомодную шляпу коричневого фетра, точь-в-точь какие показывают в старинных фильмах о земных детективах, другую держал в кармане ношеных брюк. Всем своим видом служака показывал — ну и видок! — Ты попался, Сэм! Теперь от меня не сбежишь.
В своём рассказе о непростых взаимоотношениях с Уорхолом я опускаю то, что у него были красные от хронического недосыпания и к тому же бегающие крысиные глазки. Что эти глазки основательно сидели в глубоких тёмных глазных впадинах, запросто украсивших бы лоб любого второразрядного питекантропа. Я всё это опускаю как ненужные, отвлекающие детали. Бог с ними, с деталями.
Скажу лишь, что из-под мышки псевдо(недо?)человека выглядывала потёртая рукоятка отнюдь не игрушечной тридцатьвосьмёрки. С этой цацкой мой шеф не расставался даже на миг, не без оснований полагая, что его здорово ненавидят в отделе, а потому жизнь его ежечасно подвергалась серьёзной опасности.
Точно такая штучка, я знал наверняка, прикреплена к лодыжке негодяя. На вскидку могу сказать: под правой брючиной.
Естественно, ни для кого в Лиге не являлось секретом, что дешёвый трюк с суетливым выхватыванием револьвера с ноги и последующей беспорядочной пальбой, куда попало, Гарри перенял от меня.
От этой мысли мои губы непроизвольно скривила самая презрительная усмешка, какую я когда-либо видел в кино. Я вспомнил, что по огневой подготовке у Гарри всегда было удовлетворительно.
Гарри прочистил горло, словно был оперным певцом и собрался петь перед громадной аудиторией.
— Понимаешь, дружище, — сказал патетически этот самодур. — Никого ведь больше нет. Все на заданиях. Вот я и подумал. Если там Сэм ещё не околел… Пардон, от скуки… Может быть, он? То есть ты. Дело-то простецкое. Первоклашка справится.
Про первоклашку я где-то уже слышал.
— Наверное, Гарри, как в тот раз, — сказал я, собрав всю волю в кулак, а лоб в гармошку. — Когда мне пришлось сдерживать натиск целой банды головорезов. Этих звёздных рейнджеров с Пенелопы. Они, ведь, по твоей милости, Гарри, приняли меня за матёрого ублюдка — уголовника промышляющего на межпланетных трассах россказнями о своём участии в галактической гражданской войне, о которой никто никогда и слыхом не слыхивал. Перед тем заданием, дружище, ты тоже объявил, что посылаешь Лиса в приятный круиз. И делаешь это только потому, что под рукой не оказалось ни одного старичка-пенсионера, поросшего мхом вымыслов, домыслов и сплетен, так сказать, ветерана Лиги.
Я смерил Гарри испепеляющим взглядом способным по моему личному убеждению повысить до приемлемой температуру абсолютного нуля. Тем не менее, убийственный взгляд офицера Лиги нисколько не смутил руководителя той же Лиги. А возможно, даже вдохновил. Естественно, на всякие другие гадости и пошлости. О! Их у Гарри припрятано про запас вдосталь!
— Но ты тогда неплохо порезвился, мой мальчик, — подленько захихикал шеф. — Ты таки пристрелил того раззяву, командира взвода таких же, как и он сам, раззяв и, которых ты только что через чур громко назвал…
— Головорезами.
— Точно так, детка. Ты укокошил командира раззяв-головорезов. А в придачу ещё парочку — неумек-киллеров. Извиняюсь за неточность. Их ты покалечил. Не принимая в расчёт, конечно, того, что остальные, то есть, те, кто по воле провидения и по твоей прихоти остался в живых, чуть с ума не сошли, когда узнали, с кем связались.
— А что мне было делать, Гарри? — занервничал я от воспоминаний. — Было ведь как?… Вначале я сдался. В общем, всё чин чинарём. Красиво и где-то даже помпезно. Так как они напрочь отказались поверить, что я лиговец. На первых порах всё было изящно и благопристойно. Забрали оружие. Я отдал. Хрен с ним. С оружием. Я ведь опаснее какой? Правильно. Безоружный. И все это знали, Гарри. Все. Все кроме них. И только потому, вопреки галактической конституции, насквозь пронизанной дешёвым пафосом и сомнительным гуманизмом, все эти бездельники занялись самоуправством. Они решили линчевать меня, Гарри! Ха-ха!.. Представляешь? Гарри, а каково было мне терпеть такое? Я чуть не лопнул, дружище, со смеху, когда услышал вердикт их военного полевого трибунала. Только потому, Гарри, а не со страху, как писалось в газетах, я упал на пол и принялся кататься по нему. Видел бы ты как все эти недоумки пялились на меня! Если бы я умер тогда, Гарри… от смеха… вся ответственность за провал операции, а также потерю Лигой одного из лучших агентов легла бы на тебя! Сечёшь? Ты понял, что здесь к чему.