И неплохо здесь совсем. Народ простой, добрый. Хохряков сказал:
— Угадала ты, Шура, к самому сроку, открыли мы «заезжую». Пока в ней поработай, а там видно будет. Коли понравится — и дальше с нами поедешь. — И показал на карте, где они с поездом побывали.
Весь свет объехали! А она, кроме своей деревеньки да Шурды, ничего не видела. И сразу спокойно ей стало, исчез страх перед неведомым, непривычным. Все теперь пойдет само собой, а ты только езди да работай на совесть.
«Не буду тревожить людей, пусть поспят».
Шура вернулась в «заезжую». Вместе с ней вбежала промерзшая кошка и кинулась в другую комнату, под кровать.
— Ну? — спросила парикмахерша, мешая в печи.
— Разве что мне завиться… — неуверенно предложила Шура.
— А почему бы нет? — деловито согласилась парикмахерша. — Ну-ка?
Шура и оглянуться не успела, как уже сидела на табуретке с подстриженными волосами, туго закрученными и втиснутыми во что-то. Голову ее стянуло, в некоторых местах жгло. Шура опасливо поглядывала на бачок с бурлящей водой, на резиновые трубки, одна из которых шла от ее головы к этому бачку, а другая — к пустой бутылке, поставленной на полу. Из бутылки шел пар, из трубки в нее что-то капало.
— У вас столовая далеко? — справилась прибывшая.
— Через два домика…
— Ты сиди так, а я пойду перекушу. Не крутись, а то бачок свернешь.
Когда минут через двадцать в «заезжую» кто-то вошел, Шура побоялась даже голову повернуть. Пришедший, видимо, смотрел на нее с удивлением, потому что ничего не говорил, только изредка шмыгал носом да хрипло дышал.
— Кто там? — спросила Шура.
Пришелец заворошился у порога, протопал мерзлыми валенками по комнате и встал перед Шурой. На бороде и усах повисли сосульки, нос покраснел, глаза слезились.
— Ты чего это? — спросил дед Кандык.
Шура не знала, куда деваться от его смешливого быстрого взгляда.
— Завиваюсь я, — смущенно пробормотала она.
— А в пол-литру чего капает? — хитро кивнул дед на бутылку.
— Не знаю…
Дед хохотнул:
— Ну, дела! На привязи, значит, ты теперя. И ни туда и пи сюда, покуда пол-литра полная не набежит. На самогон тебя перегоняют!
Он совсем развеселился и, сняв шапку и рукавицы, уселся на табуретку против Шуры.
Парикмахерша вернулась лишь через полчаса, ведя за собой двух женщин. Ловкими пальцами отделила Шуру от бачка и бутылки, раскрутила волосы, подвела к рукомойнику и раза два плеснула на завитки теплой водой.
— Я тебя потом причешу, сейчас мне этих клиенток обработать надо.
У новой «клиентки», Маруси Плетневой, хорошие светлые волосы. Парикмахерша уже ухватила ножницами блестящие длинные пряди, как у стены охнул дед Кандык.
— Очумела, Маруська? Пошто резать даешь?
Парикмахерша повернулась, несколько раз звонко чикнула ножницами перед его носом.
— Вот отрежу бороду-то! Тебе, дед, не стричься, не бриться. Шел бы домой.
— Пошто пойду? — заулыбался тот. — Поглядеть интересно. Кино-то к нам реденько заезжает.
— Тогда помалкивай!
— А и слова больше не скажу, раз у дуры у самой ума нету. Ну, будет тебе, Маруська, дома!
Светлые пряди полукружием упали возле табуретки.
Отогревшаяся кошка вылезла из-под кровати, подошла к печи и стала тереться о ее теплое ребро, высоко подняв пушистый хвост.
— Убирай хвост-от! — прикрикнул на нее дед Кандык. — А то в одночасье обстригут твою красоту.
Парикмахерша быстро накручивала короткие пряди и наговаривала:
— По крайней мере, встанешь утром, с волосами не надо маяться. Раз-раз — и причесалась. Быстренько перекусила и пошла. На трассе работаешь?
— Ага, сучкорубом. Вот только два дня в столовой повару помогаю — из-за морозов на трассу не ездим.
Дверь широко распахнулась, и в «заезжую» вошел Костя Плетнев. С удивлением оглядел пыхтящий «агрегат», волосы на полу, жену, притянутую к бачку и бутылке. Маруся сидела так, что видеть его не могла. Костя постоял молча, потом плюнул под ноги, крепко выругался и вышел, хлопнув дверью. Кошка, перепугавшись, метнулась с подоконника, опрокинула склянки. Комната вмиг заполнилась острым запахом тройного одеколона.
— Сатана, — ругнулась парикмахерша, но заниматься кошкой не стала, были дела поважнее: клиентка вдруг решительно дернула за резиновые трубки.
— Снимай! — взволнованно потребовала она. — Снимай! Домой мне надо немедля. Это Костя, муж мой, приходил. Из Шурды вернулся.
Тут и парикмахерша вспомнила. Она сразу узнала шофера, который привез ее сюда, но что обкорнала его жену — не ведала. А он, выходит, и дома еще не был, наверно, машину ремонтировал — в дороге все чего-то отлетало. Когда въезжали в поселок, она сама пригласила его зайти, обещала обслужить без очереди. Вот он и пришел сбрить бороду.