— Неправда, — возразил кадровик. — А Заварухин? А Бердадыш?
— А Хохряков? — продолжил список Малыгин. — Разве они не приняли его десять лет тому назад?
Ступин не откликнулся, и Малыгин продолжал:
— Если они видят, что этот, как вы говорите, «не свой» работает на совесть, они с удовольствием и быстро примут его в «свои». Потому что сами ездят с места на место не баклуши бить.
— А я?..
Ступин не сказал, выдохнул это. Малыгин и Хохряков увидели, как мелко задрожал его подбородок, дернулись губы.
— Неужели кто-нибудь… может…
— Нет, — покачал головой Хохряков и вздохнул. — Как работника вас ценят, — добавил он и отвернулся к окну.
О многом хотел он сказать сегодня начальнику поезда, для такого разговора и пришел в его кабинет. Да нелегко собрать воедино все свои размышления, изложить убедительно. И не во всем еще разобрался Хохряков… А о том, что лежит на виду, уже сказано Малыгиным.
Хохряков взглянул на Ступина.
— Вы вроде как черту провели в своей жизни, — неожиданно для себя высказал он мысль, которую долго не мог уловить и сформулировать. И, словно боясь, что она ускользнет, заторопился, вскочил со стула. — Будто отделили все, что прожито и проработано. Где-то еще там, в Айкашете, оттяпнули — уж извините, если что не так — оставшийся кусок жизни… И будто все равно вам стало, каким он будет этот… отрубленный кусок вашей жизни, что в нем будет.
Увидев, как Ступин шагнул к столу, сел, опустил руки на разложенные бумаги, Хохряков умолк, достал сигаретку, закурил и вышел.
Малыгин молча вытряс из карманов на подоконник все, что накопилось за командировку: поломанные папиросы, какие-то бумажонки, кусочек черного хлеба…
Ступин, думая о своем, наблюдал, как Малыгин ребром согнутой ладони сгребал на газетку мусор с подоконника.
— Оставьте, — проговорил тихо. — Шура уберет.
— Может, пойдем к вам выпьем чайку? — неожиданно предложил Малыгин.
Вальяжная супруга Ступина стряпала булочки. Движения ее были медленными, размеренными: отрезала кусочек теста, клала на ладонь, слегка прихлопывала, загибала края и перекладывала на смазанный лист. Снова отрезала кусочек теста, выщипывала на нем какой-то узор и, чуть склонив крупное тело, помещала украшение в приготовленную на листе «чашечку». Получалось что-то похожее на цветок.
Даже приход начальника треста не изменил ритма ее движения, хотя полное лицо выразило приятное изумление. Она замерла всего на миг, сказала певуче:
— Очень-очень рада. Проходите, проходите. А я пеку «розочки» к чаю.
Ступин разулся у порога, и Малыгин хотел сделать то же, но хозяин шепнул:
— Не надо. Проходите так.
Малыгин видел, как Ступин, приподнявшись на цыпочки, что-то тихонько сказал жене и та, величественно кивнув, положила «розочку» на лист.
В квартире было пусто, стояло только самое необходимое. Малыгин невольно сравнил это неуютное жилье с квартирами Федора Мартынюка, Максима Петровича… Там над кроватями — коврики, на стенах — зеркала, на окнах — тюлевые занавески. Для них это дом, а для Ступиных только времянка.
Малыгин взглянул на чемоданы, стоящие один на другом и покрытые скатертью. В углу фанерный ящик, на него наброшена клетчатая салфетка. Почему-то подумалось: во всех этих емкостях сложены «дефицитные» товары, которые в Горноуральске достать трудно, а на стройку их завозят.
— Садитесь сюда, — пригласил Ступин и первым устроился на краешке койки, прикрытой байковым одеялом, взятым скорее всего из общежития.
— Да нет, зачем же? — возразил Малыгин и вытащил из-под стола табуретку.
Закурили. В открытых дверях показалась хозяйка, улыбнулась Малыгину.
— Живем попросту, не обессудьте, — пропела она. — А вот годика через два приходите к нам в горноуральскую квартиру. Уж там я приму вас как подобает.
«Ты лучше сейчас пошевелись, хоть чашку чая дай», — думал голодный Малыгин и с удивлением поглядывал на Ступина.
А тот, утянув под кровать ноги, жалко улыбался.
— Нынче у нас стены штукатурили, — продолжала хозяйка. — Так знаете, что случилось? Пришла ко мне работница моя ясельная, навалилась на стенку, а сверху ей чуть не на голову шлепнулась вот такая лепеха. — Она указала на темное пятно под потолком. — Позвали мы Михаила Козлова, так называемого старшего прораба. Показываем на результаты его ремонта. Он глядел, глядел и высказался: «Зачем стенки т-трогали?» Представляете?