Выбрать главу

— Про свою, что ли?

— И про свою, и про чужую.

Дядя Федя с сомнением покачал головой.

— Молод уж больно. Откуда ему жизнь-то знать?

— Так он ведь не сразу начнет писать, пока материал не насобирает — не сядет. Может, еще целый год пройдет.

Дядя Федя, кажется, недоверчиво усмехнулся, и я пошла в атаку:

— А Пушкин? А Лермонтов? Они и погибли-то совсем молодыми, а вон сколько написали!

— Это точно, — задумчиво кивнул дядя Федя. — Я Горького, так того от корки до корки прочитал. Те хоть богатые были… и так и далее… а этот разбедняк настоящий. Самоуком всего достиг.

— Да, — согласилась я. — Помнишь, как он всякий хлам в мусорных кучах собирал, а потом сдавал, чтоб хоть немного денег бабушке принести?

— Как не помнить! — покачал головой дядя Федя. — То ли еще с ним бывало! Иной хозяин и мизинчика-то его не стоил. Грош ему цена, хоть в будни, хоть в праздники, а туда же… кочевряжится над хорошим человеком, издевается…

Дядя Федя выпрямился на скамейке, резанул рукой по воздуху:

— А только Горький не поддался! Все перетерпел, через огонь и воду прошел, а своего добился. Вот и написал нам про жизнь.

— Дядя Федя, — осторожно вставила я. — Он тоже сначала все в записные книжки записывал, чтоб не забыть. А у Чехова сколько их было!

— Может, и записывал, — повел плечами дядя Федя. — А только про такую свою жизнь он и так не забыл бы…

Потом мы опять говорили про Борьку. Я рассказала, как он на карте отмечает красным карандашом города.

— Сегодня отметит, а завтра — пожалуйста! — наши отобьют их у немцев.

— Да ну-у? — удивился дядя Федя.

— Правда-правда! Очень редко ошибется, лишние города возьмет. Но все равно дня через два наши их освобождают. Карта уже здорово покраснела.

— Да, — кивнул дядя Федя. — Наши сейчас хорошо продвигаются. Бьют немцев в хвост, в гриву… и так и далее…

Мы заговорились и не заметили, как за окном потемнело.

— Чего это ты, Федор, огонь-то не включаешь? Сумерничаешь с товаркой? — послышался в дверях насмешливый голос Антонины Семеновны.

Дядя Федя смущенно потянулся к щитку и включил рубильник. Я щелкнула выключателем, и под потолком тускло загорелась маленькая лампочка.

— И то сказать, не велика прибыль от твоего освещения, — хрипло рассмеялась Антонина Семеновна.

— Вторую динамо-машину надо ставить, — откашлявшись за нее, сказал дядя Федя.

Я тоже невольно кашлянула, и Антонина Семеновна перевела взгляд на меня.

— Ну, как? — спросила непонятно. — Вояка!

И ушла.

Дядя Федя пошел по составу, проверить, везде ли горит.

— Пассажиры-то чего молчали? — удивленно сказал он, уходя. — Ни один не пришел — почему, мол, свет не включаешь?

— Наверно, тоже про интересное разговаривали.

В этот вечер все долго не ложились спать. Времени было за двенадцать, а даже Тамара не спала, хотя дежурила Клава. Тамара сидела у себя в купе и громко зевала, приклонив голову к косяку двери. Если я выходила в коридор, она взглядывала на меня неприветливо и отворачивалась.

«Что я ей сделала? — огорченно думала я. — Ведь это она меня обидела, а не я ее».

— Ложись, Таня, — уже несколько раз настоятельно предлагал мне дядя Федя.

— А ты?

— А я вот еще на станции выйду, ремень погляжу… и так и далее.

Он, видимо, тоже не хотел спать. Это и понятно. После такого разговора разве уснешь?

— Давай укладывайся, я выйду, — сказал он неожиданно строго, и я сразу полезла на вторую полку, немного обидевшись на него.

Вагоны мерно отстукивали свою песню. Я уже так к ней привыкла, что слышала только тогда, когда хотела слышать. Мне казалось, что у нее есть мотив:

Туки-туки-туки-так… Туки-туки-туки-так, —

напевала я шепотом.

Туки-туки-туки-так… Туки… туки…

9.

А утром я все равно проснулась рано. Ведь сегодня мы приезжаем в наш Горноуральск! Интересно, где сейчас едем?

За окном было еще сумеречно, но сквозь легкий туман я рассмотрела очертания домиков. Проезжали селение. В окнах кое-где горел свет, из труб шел дымок.

Кто живет в этих домиках? Что делается сейчас ну… например, вот в этом? Я всмотрелась в него и успела заметить: ставни закрыты и крест-накрест заколочены досками.

Домик уже скрылся из виду, а я все думала о нем. Где его хозяева? Куда уехали? А вдруг все погибли? Ушли на фронт и не вернулись? А старики умерли с горя…

Ой, так ведь хоть до чего можно додуматься! Может, просто какая-нибудь бабушка уехала жить к своему сыну, вот как та моя знакомая, а домик заколотила. А летом они вместе приедут сюда в отпуск, потому что здесь очень хорошо.