— Здравствуйте, Максим Петрович!
Бригадир шагнул навстречу главному инженеру, поздоровался за руку.
— С трассы, Валерий Николаевич?
— Да. А сейчас вот на вокзал пришел взглянуть.
— Поднимается вокзал, — кивнул на окошко плотник, — скоро уж под крышу залезет.
Они вместе стали у окна. С высоты второго этажа было хорошо видно, как вырос постоянный поселок. Уже работал магазин, достраивалась столовая. Вдоль линии стояли небольшие постройки для дежурного будущей станции, для вагонников, путейцев. Вокруг вокзала утрамбовывалась площадка под заливку асфальтом…
— Да-а… — задумчиво проговорил Заварухин.
— Ага, — живо подхватил Максим Петрович, словно поняв, о чем думает главный. И добавил лихо: — Всех обманем — построим, а жить не станем!
Заварухин взял его за рукав, подвел к верстаку, предлагая присесть.
— Максим Петрович, — заглянул под мохнатые брови, — хочется мне узнать, почему вы не остались тогда в Айкашете? Ведь вам давали приличную квартиру и совсем уж хорошую работу, на большом комбинате. Почему не остались?
Максим Петрович посмотрел на Заварухина, прихватив нижней губой верхнюю, потом отвел глаза к окну.
— Жалеете?
— Нет, — мгновенно ответил плотник и передохнул с облегчением. — А вы, Валерий Николаич, говорят, пакет из главка получили, — сам задал он вопрос инженеру. — Извините, конечно, что спрашиваю.
— Получил, Максим Петрович.
— Отзывают, выходит, в Москву?
— Пока неофициально. Как говорится, прощупывание почвы. Предлагают подумать, взвесить…
— А что предлагают, Валерий Николаевич, опять извините за нескромный вопрос?
— Не до конца ясно. Не то отдел новый открывается, не то заменить кого-то хотят.
— Наверно, бюрократ завелся, — предположил Максим Петрович и, усмехнувшись, покачал головой. — Конечно, плохо ли им, в главке, заиметь человека, который вот на такой стройке мозоли натер, — кивнул за окно.
— Не знаю, Максим Петрович, как насчет мозолей, но для меня эта стройка — большая школа.
— А для нас, Валерий Николаич? Ведь люди по две, а то и по три профессии освоили. После такой стройки никакая другая не страшна.
Опять помолчали.
— Валерий Николаич, а все равно ведь вы с нами на новое место не поедете…
— Не поеду, Максим Петрович. Потому что… — смущенно начал Заварухин.
— Да вы не стесняйтесь. Я лично так думаю, — бригадир взлохматил пальцами брови, — нам-то бы очень хорошо, кабы вы в главк попали. Не думайте, конечно, что ради блата или еще чего.
— Что вы, Максим Петрович, мне и в голову бы это не пришло, — горячо заверил главный инженер. — Я догадываюсь почему…
— Вот именно, Валерий Николаич. Чтобы был там человек, понимающий нашу жизнь, чтобы интересовался не только тем, сколько лишнего грунта в болото ушло…
Максим Петрович коротко и точно выразил мысль, над существом которой Заварухин раздумывал уже долгое время. Мысленно он не раз вносил в решения главка и даже в постановления правительства пункты, обязывающие улучшить, облегчить эту неуютную, неоседлую жизнь. Он считал сомнительной романтику — «первая палатка», «первый колодец», «первый ломоть свежего хлеба»… Считал, что людей, поработавших в таких поездах лет десять-пятнадцать, надо обеспечивать благоустроенными городскими квартирами. Чтоб человек сам решал, где ему жить дальше и где работать. Уже отсюда, из тайги, Заварухин написал своему бывшему однокурснику в главк, спросил, не делается ли что-нибудь в этом плане. И получил ответ: «Тебя на лоне дикой природы, кажется, на лирику потянуло?»
— Про товарища Кузеванова я плохого не скажу, — продолжал Максим Петрович, — да ведь теперь когда его дождешься? Таких-то строек, как наша, сколько идет в стране? Сам везде не поспеет, так что всякие наезжают…
Смеясь, напомнил, как прошлой осенью прилетел один из главка. Вышел из вертолета, а кругом грязина. Послал экспедитора в контору за руководством. А там, кроме Бердадыша, не было никого — все на трассе. Бердадыш сложил в папку бумаги разные да и отправил тому представителю, пускай, дескать, списывает.
— И помните, Валерий Николаич? — уже без улыбки покачал головой Максим Петрович. — Стал тот представитель списывать наши цифры и складывать в портфель. Вертолет не отправляли, пока не кончил.