— Как вот теперь будем? — сказал дядя Федя и задумался, глядя на меня. Потом достал из ниши серую толстую бумагу. Сверху на нас полетела пыль.
— Тьфу ты, зараза! — ругнулся дядя Федя и чихнул. — Давно лежит бумага-то.
Сходил с ней в тамбур потрясти. За это время я успела сообщить Борьке, что мы должны дяде Феде четыреста рублей за масло, да еще за картошку, да еще за лук.
— Как четыреста? — вытаращил глаза Борька, но тут вернулся дядя Федя, и он замолчал, только продолжал очень выразительно глядеть на меня.
— Как бы под лавку-то залезть? — треща залежавшейся бумагой, спросил дядя Федя.
Мы с Борькой поспешно вышли из купе. Пока дядя Федя делал большой, неимоверно хрустящий кулек и заполнял его, я шепотом объясняла встревоженному брату, как будет обстоять дело с нашим долгом, но он продолжал хмуро молчать, явно недовольный моим поведением.
— Ты не должна была этого делать, — наконец внушительно выговорил он, но в это время нас окликнул дядя Федя.
— Держи, — подал он Борису сверток.
Борька раскрыл было рот, но дядя Федя остановил досадливо:
— Все уже у нас с Таней обговорено. Не будем об этом рассуждать… и так и далее.
Борька вздохнул, поставил кулек на пол и присел с нами. Потом полез в карман.
Сейчас закурит и успокоится.
Но Борис вытащил свернутую в несколько раз газетку.
— Помните, я тогда говорил вам о своих наблюдениях насчет захламленности путей в отстойном парке? — бережно разгладил он газету. Бледное лицо его порозовело.
— Ну-ну! — кивнул дядя Федя.
— Так-вот… Я побеседовал с людьми, побывал у начальника станции и предупредил, что вынужден выступить по этому поводу в дорожной газете.
— Так, так… — заинтересованно закивал дядя Федя.
— Вот… Напечатано.
Борис, подавая газету, еще более смутился, а дядя Федя стал искать очки по карманам.
Я сразу увидела материал Бориса. Догадалась по заголовку «Это не должно уйти под снег!». А внизу стояло: Б. Назаров.
Дядя Федя внимательно прочитал небольшую заметку.
— Здорово ты их поддел! — с явным удовольствием сказал он. Борька скромно улыбнулся.
— «Руководители станции должны принять немедленные меры. В короткий срок территория должна быть очищена!» Здорово! — расхохотался дядя Федя. — Вот пусть теперь почешутся! И так и далее!
— Мне кажется, начальник станции очень деловой… Я думаю, он примет меры, — довольный произведенным впечатлением, проговорил Борис.
Поезд тронулся.
— Ну, слава богу, лишку не держат, — сказал дядя Федя и повернулся ко мне: — Значит, так, Таня. Шесть дней ездили, а теперь шесть дней можешь быть свободная.
— Совсем?
— Совсем. Я в этот раз договорился со своей старушкой в деревню к сродственникам съездить. Пока дороги не развезло. Через денек с ней и отправимся.
— А потом? — спросила я, волнуясь.
— А потом опять с тобой поедем. И так и далее… Понаведайся деньков через пять в цех. А маршрут я сам отмечу.
Я готова была броситься к дяде Феде на шею, но сдержалась, только горделиво посмотрела на брата. Вот уже перрон. Много встречающих.
— Ой, Юрий Мартыныч! — увидела я в окно начальника цеха.
Дядя Федя крякнул, нахмурился, проговорил что-то невнятное… Мне показалось, будто он сказал: «Явился, не запылился!»
Я было задумалась над этим, но дядя Федя заторопил:
— Ну, ладно, ребята. Счастливо вам…
— Но ведь Таня должна, обязана помочь вам… все сдать… и так и далее? — растерянно сказал Борис, и я тихонько фыркнула.
— Нет, нет, — махнул рукой дядя Федя и подтолкнул нас к выходу.
У подножки стоял Юрий Мартыныч и ждал, когда выйдут пассажиры. За его спиной я увидела немолодую, скромно одетую женщину с удивительно синими глазами.
Заметив меня, начальник заулыбался и даже потряс мою руку.
— Это ученица Федора Тимофеича, — повернулся он к синеглазой женщине, и та с любопытством посмотрела на меня.
Я дернула Борьку за рукав.
— Это начальник нашего цеха.
Мы чуть замешкались на перроне. И увидели, как в дверях появился дядя Федя. Женщина поздоровалась с ним за руку. Он помог ей влезть на подножку, кивнул Юрию Мартынычу и ушел в вагон. Начальник цеха направился вслед за ними.
— Не очень-то жалует дядя Федя своего начальника, — глубокомысленно заявил Борис.
— Не знаю, — растерянно проговорила я, — Юрий Мартыныч хороший.
— Только пьяный.
— Что ты, Борис!
— Конечно. Он на тебя дохнул, а мне закусить захотелось.
— Ой, замечаю я, Борька, что ты в последнее время ко всему начал придираться!