Выбрать главу

— У тебя голос какой-то не такой. Спросонья?

— Да.

— Ну, ладно. Я сейчас еду на ту же станцию, пообедаю там в деповской столовой. Ты тоже поешь как следует и отдыхай. Ну, пока!

Отдыхай! Опять отдыхай. Твердят одно и то же. Ну, что мне делать?!

Со стены на меня, чуть улыбаясь, смотрит мама. Если бы она только знала, как мне тяжело!

Глаза у мамы добрые-добрые и усталые. Борька сфотографировал ее утром, когда она уже собиралась в школу. А ночью долго сидела над тетрадками, ставила оценки за сочинения.

— Некогда мне, Боренька, потом, дружок, — отговаривалась мама, но Борька, которому мы на свое горе подарили фотоаппарат, настаивал:

— Ну, мамочка, ну, пожалуйста! Я в один момент.

Мама положила на стол пачку тетрадей, сняла платок, пригладила рукой волосы и прислонилась плечом к косяку.

— Улыбнись, мамочка! — скомандовал Борька.

И мама улыбнулась. Вот так и улыбнулась, как на этом снимке, сделанном за две недели до ее смерти.

Я знаю, мама сказала бы: «Иди и поговори с начальником цеха и с дядей Федей. Надо уметь признавать свои ошибки. И посоветуйся с Борисом».

Это, последнее, кажется, я сама за маму придумала. Но ведь и правда, должна же я посоветоваться с родным братом, не бежать же прямо в цех и все рассказывать про себя! Мама с ним тоже всегда советовалась. Ух! Сразу легче стало. Почему это я ночью не поговорила с ним?

Я села за стол, потянулась к газете. Может быть, в ней Борькина заметка про захламленный парк?

Под газетой увидела общую тетрадь. Ту самую. Как это он оставил? Ведь всегда прячет ее от меня.

Интересно, что там записано нового? Может быть, Борька больше не хочет скрывать от меня секреты? Потому и оставил тетрадку?..

Открыла наугад: «Смерть — выход из любого положения, но положение, из которого нет выхода». Подписано — Некто. Видимо, Борька не сумел установить, кто это так мудро сказал.

«Я — или бог или никто!» (Лермонтов).

«Надейся только на себя» (БАН).

Кто такой БАН? Ой, да ведь это Борька так подписывается — Борис Андреевич Назаров, получается БАН.

«Сильная несчастная страсть является великим средством приобретения мудрости» (Руссо).

«Мое бессилие в моей вечности» (БАН).

«О, путешествие — источник наслаждений!» (Гете).

Над этим я задумалась и, взяв карандаш, очень легонько, чтоб в крайнем случае можно было стереть, приписала сбоку: «Как это верно!» и в скобках поставила: ТАН.

Все это я уже когда-то читала, давно записано. Перелистала тетрадь. На одном из листков крупно помечено: «1943-й год». Ага, это новое. Написано: «Из редакционных писем (с сохранением орфографии)».

«Было бы ударено — вспухнет!»

«В зрительном зале все места засажены машинистами, помощниками, кочегарами и другими профессиями со своими женами».

«Она зиждела быстрее работать на станке».

«Факт зыби полов подтвердился».

«Мы просим редакцию газеты дать из дальнобойной пушки по нашим командирам, чтоб голова тряслась и мозги работали».

«Он набросился на нее и нанес ей несколько синяков».

«Необходимо сделать между путями водостоки, тогда можно сухой ногой осматривать поезда».

Я ухохоталась над этими забавными записями. А дальше шло множество частушек, записанных Борькой во время командировки на линию.

Ты не пой, соловей, Над завалиной моей, Ты поешь, не даешь Покоя матери моей. Я сегодня ночью Целовал не знаю чью, Говорят, Петровну, С пьяных глаз не помню.

Фу!

Перелистала сразу несколько страниц и вдруг увидела в конце торопливую запись:

«Дядя Федя — определенно положительный образ (и так и далее)».

«Витька-нули. За каждую выброшенную в окно лепешку проиграл любимую мелодию».

«Тамара. Дело не чисто».

Я не успела все это осмыслить, как опять зазвенел телефон.

— Назарова?

— Да.

— Завтра утром к восьми часам приходи в цех, — узнала я голос нашей нарядчицы Зины.

Трубка пристыла к моему уху.

— Ты поняла меня?

— Да…

Конечно, я все поняла. Сижу с трубкой в руках, а она гудит, гудит… Завтра в восемь всему конец. А как жить сегодня?

12.

Борису я решила ничего не говорить, лучше все перетерплю сама. День тянулся долго-долго. С тетей Саней сходили к Мишке в садик, унесли ему пюре, хлеба с маслом. Мишка очень обрадовался, но настроение у меня все равно не исправилось.

Конечно, я очень виновата. Но почему дядя Федя сказал Юрию Мартынычу, а со мной не поговорил? И зачем тогда было высчитывать дни и писать письмо моей сестре? Ведь теперь она придет встречать.