Я не могу больше здесь стоять, иначе все заметят, что со мной происходит.
— Пойдем на улицу, — шепотом, дружески предлагаю я дяде, Феде и беру его за руку, но он тихонько выдергивает ее.
— Да, нет, я тут с нашими мужиками покурю, — говорит смущенно.
Я выскакиваю на улицу и, отбежав в сторону, буквально хватаю ртом прохладный воздух. Но и здесь надо сдерживать пружинку, потому что, если я заору во все горло, это тоже будет заметно.
И вот я вижу: все наши выходят из цеха и направляются к отстойному парку. Впереди — Алексей Константинович Сабуров, секретарь парторганизации вагонного участка. Он совсем молодой и, кажется, очень стеснительный.
— Лопаты, метелки и носилки уже на месте, товарищи, — говорит он.
— Ну и сколько же нам тут отрабатывать? — слышу недовольную скороговорку дяди Гриши Мостухина.
Сабуров отвечает неопределенно:
— По-видимому, полностью надо будет очистить парк.
Дядя Гриша многозначительно оглядывает всех, крякает и качает головой.
В парк стекаются люди. Издали я узнаю Клаву, Марусю… Вон, кажется, Витька… Да, он. И много незнакомых. Все пришли на субботник. Мой Борька выступил в газете, указал на наши беспорядки, и мы пришли, чтоб их устранить. Интересно, все знают про Борькину заметку?
Я вглядываюсь в лица людей, ловлю их взгляды. Одни хмурятся, другие улыбаются. Кое-кто даже весело посвистывает по дороге в парк. Ну, конечно, разве плохо всем вместе поработать? Я, например, буду так работать, так работать! За всю ту неделю сегодня отработаю.
13.
Давно проснулась, но лежу, прислушиваясь к себе. Болит каждый суставчик. В шею будто вставлен железный прут — мне трудно поднять голову, склонить ее.
Здорово вчера поработали! У меня буквально нет рук и нет ног. Да мне и не надо их! Они совершенно не нужны мне сегодня. Я могу вот так лежать и не шевелиться. Алексей Константинович вчера сказал на прощание, и мне даже показалось, что он посмотрел в мою сторону:
— Ну, товарищи, теперь отдыхайте хорошенько. Потрудились на славу!
Вот я и отдыхаю.
Вчера пришла вечером, а Борька спрашивает:
— Ты работала, что ли?
Отвечаю ему весело:
— Да, по твоей милости!
— То есть?
— Ты написал заметку, а нас всех на субботник из-за тебя потянули. Убирали в отстойном парке мусор и всякий хлам, чтобы все это не ушло под снег!
Борька, когда понял, в чем дело, вспыхнул от радости. Я это видела. Но он сразу ушел в ванную, будто умыться, а когда вернулся, сказал как ни в чем не бывало:
— Что же… Значит, я не ошибся в начальнике станции. Хорошо, что он быстро среагировал на выступление газеты.
И добавил равнодушно:
— Буду завтра в тех краях, посмотрю, что вы сделали.
Ох, хитрец! Специально побежит туда. И я его понимаю. Ведь если говорить честно, не было бы Борьки, не было бы и субботника.
Ой… Больно шевельнуть рукой и ногой тоже. Как мы вчера работали! Пришли в парк, а там уже целой грудой лежат для нас инструменты. Я сразу выбрала самую крепкую лопату и хорошую метелку.
— Надо решить, товарищи, кто будет руководить работой, — сказал Алексей Константинович.
— Григорий Мостухин! — предложил кто-то, и все рассмеялись. Дядя Гриша быстро оглядел всех и сердито буркнул:
— Не привык я в начальниках-то ходить.
— Дядю Федю Красноперова! — выкрикнула я.
Дядя Федя взглянул в мою сторону, укоряюще покачал головой.
— А что? Кандидатура вполне подходящая, — поддержал меня высокий парень. Зовут его Митя, он монтер в нашем цехе.
— Ну, Федор Тимофеич, передаю вам бразды правления, — смущенно проговорил секретарь парторганизации. — Я бы и сам был с вами, но через тридцать минут пленум райкома, — посмотрел он на часы. — Позднее я обязательно подойду.
Мне не терпелось скорее начинать. Я стояла в ожидании команды, в одной руке лопата, в другой — метла. Неподалеку от нас, ближе к станции, группа людей — это резерв проводников. Им тоже отвели определенное место.
Жаль, что Клава и Маруся будут работать не вместе с нами. Витьки не видно. Наверно, радиоцеху дали участок за составами.
Подошел дядя Федя, взял у меня из рук лопату, потом метлу.
— Сначала надо металлические части собирать на носилки, а уж потом с метлами-то, — сказал он.
Пожалуйста! Я нагнулась и тут же, из-под ног, подняла железную корягу. Куда ее теперь?
— Надо носилки расставить, — сказал дядя Федя, и я, бросив корягу, побежала к куче носилок, потянула первую попавшуюся, разворотив всю груду.