Я сразу вспомнила станцию, на которой продавались стеклянные графинчики. Теперь понятно, что имела в виду женщина, предлагая обмен на чулки. А я решила тогда — свои снимать надо…
— Думаешь, утихомирится Тамарка? Нули! Очухается и снова свое начнет.
— А почему Антонина Семеновна не поговорит с ней? Ведь она же начальник… Она знает про Тамару?
Витька пожал плечами и перевел разговор на другое.
— В Москве пойдешь куда-нибудь?
— Меня сестра встретит. Может, к ней и поеду.
— А то бы в кино могли сходить, — неуверенно проронил он.
— Как-нибудь в другой раз, — пообещала я.
— А сегодня уж — нули?
— Нули, — покачала я головой.
Он кивнул понимающе, и мы разошлись. В утреннем концерте Витька два раза запустил мою баркаролу и два раза «Таню, Татьяну».
И вот Москва. Дядя Федя заранее на одной из станций снял с динамки ремень, и теперь мы свободны. Я с утра прибрала в купе, надела сарафанчик и кофточку, перед большим зеркалом причесалась, осмотрела себя со всех сторон. Конечно, в этом костюме гораздо лучше, чем в Борькином свитере. Антонина Семеновна, увидев меня переодетой, откинула голову, сощурила насмешливые глаза, блеснула золотыми зубами и проговорила:
— Ух, ты!
И Витьке понравился мой костюм, я сразу заметила.
Наташа, Наташа… Какая она? Прижавшись носом к коридорному окну, я стараюсь представить себе сестру. А вдруг мы не узнаем друг друга?
Дядя Федя приготовил ей целую сетку картошки. Я вся в долгах у него, но отказаться от картошки для Наташи не могла. Расплачусь постепенно.
Подкатили к перрону. Волнуясь, бегу в тамбур, встаю на подножку, держась за поручни и откинувшись в сторону, чтоб не мешать при выходе пассажиров.
— Таня, простынешь, — говорит Клава. — Надень телогрейку.
— Ого, телогрейку! Она мне велика, в ней некрасиво.
Поезд останавливается. В толпе встречающих ищу глазами Наташу. Нарочно не спускаюсь с подножки, чтоб она скорей заметила меня. Кто-то пробирается по заполненному перрону в белом вязаном шарфике. Слежу за этим светлым пятном. И вот уже вижу лицо с выпуклыми беспомощными глазами. Они щурятся на табличку вагона.
— Это какой? — спрашивает Наташа мужчину, но я уже ору во все горло:
— Наташа, Наташенька!
Она поднимает лицо, улыбается вагону, потому что меня еще не видит. Я срываюсь с подножки и пробираюсь к ней. Она обнимает меня и тут же отстраняет:
— С ума сошла, Таня! Ты совсем раздета.
Я снова прячу лицо у нее на груди и на минуту замираю. Мое, мое, родное! И тут же принимаю решение, что, как маме и Борьке и как дяде Феде, буду рассказывать ей все, все! Советоваться во всем, во всем!
— Таня, тебе холодно!
Я хватаю ее за руку и тяну к другим дверям. Мимоходом оглядываю стены вагона — чистые, не запачкались в пути. Женщины тогда вымыли все-таки наш состав.
— Куда ты, Таня? — озирается Наташа.
— Зайдем здесь, там пассажиры, — объясняю я и, чуть гордясь, открываю собственной специалкои дверь нерабочего тамбура.
Возле купе стоит и ждет нас дядя Федя. Я знакомлю их:
— Это Наташа, а это — дядя Федя.
— Федор… Федор… — смущенно бормочет Наташа.
— Тимофеич, — подсказывает мой учитель. — Да меня большинство дядей Федей кличут, вы не сомневайтесь…
Мы усаживаемся на скамейке. Я в углу, Наташа посередине, дядя Федя — с краю, у дверей. Сидим и молчим, волнуемся все трое.
— Гостинцы вам привезли, — вытягивает дядя Федя из-под стола сетку с картошкой.
— Ой, что вы… С какой же стати! — смущается Наташа и теребит свою сумочку. — Ну, раз уж так… я заплачу за нее…
— Ни к чему, — качает головой дядя Федя. — Гостинцы это от нас.
Наташа чем-то неуловимо напоминает мне сейчас Борьку. На ней старенькое пальто, она похудела очень и все время тихонько покашливает.
— Простыли вы, — сочувственно говорит дядя Федя.
— Это я давно. Когда окопы рыли. И вот никак не проходит.
— Таня, — обращается ко мне дядя Федя. — Там в углу за тобой баночка наша с маслом. Дай-ка сюда.
Подаю ему поллитровую банку. В ней больше половины сливочного масла.
— Вдругорядь побольше привезем, а это вот остаточки, — он засовывает банку в сетку с картошкой.
— Ой, что вы! Не надо, Федор…
— Дядя Федя, — решительно подсказываю я, и Наташа послушно повторяет:
— Не надо, дядя Федя…
— Об чем разговор… и так и далее, — машет рукой мой учитель и встает. — Значит, как вы решаете? Поедете куда с Таней или нет?