— Безобразие! — сказал Борис, перелезая через кучу шлака. — Надо продрать в газете руководство станции. Зима не за горами, а у них территория захламлена. Ведь это все уйдет под снег и потом доставит хлопот вагонникам.
— Между прочим, Борь, так и нужно назвать статью: «Зима не за горами, а территория захламлена».
— Ну, — пожал плечами Борис, — можно и еще подумать. Знаешь, сколько их в голове, этих заголовков? Каждый день по десятку сочиняешь.
— Куда вы лезете? Не видите, что ли? — послышался грубый окрик.
Из-под вагона высунулся человек в замасленной тужурке, с темными пятнами на лице. В руках он держал грязную, тоже промасленную… паклю не паклю, что-то мохнатое. Возле него кучкой лежали инструменты и детали. Я хотела осторожно перешагнуть через них, но только занесла ногу, как человек снова прикрикнул:
— И вообще ходить тут всяким не разрешается! Отстойный парк не для прогулок.
Мы обошли его. Борис проговорил вежливо:
— Зачем же так грубо?
Человек насмешливо глянул из-под фуражки, хмыкнул, но промолчал.
— Вообще-то, если бы ему намекнуть, что я из дорожной газеты, он бы по-другому заговорил, — сказал Борька, когда мы отошли.
На подножке одного из вагонов увидели молодую женщину с редкими рябинками на лице. Она читала толстую книгу, неслышно шевеля губами. Мы спросили у нее, где найти дядю Федю Красноперова.
Она посмотрела растерянно, будто соображая, откуда мы взялись. Потом осторожно загнула уголок на странице, закрыла книгу и спросила негромко:
— Вы родня ему будете?
— Нет, — ответил Борис.
— В хвосте Федор Тимофеич, — сказала она. — А может, в голове.
— Хвост — это конец состава, — тихонько объяснял мне Борис, — а голова — начало.
— А как узнавать? — очень серьезно спросила я.
— Ну, Таня! — даже приостановился Борис и выразительно повел плечами. — Конечно, по паровозу. Где паровоз — там голова состава, а…
— …где его нет — там хвост, — рассмеялась я. — Задавака ты, Борька!
Борис уже четыре месяца работал литсотрудником в дорожной газете, кое-что сумел изучить и теперь пыжился передо мной.
Дядя Федя что-то делал между вагонами.
«Наверно, концы скручивает», — догадалась я.
На мой тихий оклик он повернул голову и сказал, продолжая работу:
— Идите в шестой вагон, в мое купе. Я туда приду.
Опять пошли вдоль состава. В вагонах тихо, лишь в некоторых из них слышались приглушенные голоса.
— А как узнать, где шестой вагон? — спросила я, не видя никаких табличек на дверях.
— Вот именно, как? — пожал плечами и Борька.
Нас выручила та же женщина.
— А вот этот и есть шестой, — сказала она. — Нашли Федора Тимофеича?
— Да. Он велел в купе подождать.
— Идите, — посторонилась женщина в дверях.
Мы вошли в вагон, и я почувствовала, как у меня все затрепетало внутри. Запах, необыкновенный, неповторимый, какой бывает только в вагонах. От волнения у меня закружилась голова. Почудилось движение в пустом проходе вагона. Будто он заполнился пассажирами. Я слышала покашливание, неясный шепот, детские голоса.
— Садись, — сказал Борька, и мы опустились на скамейку в маленьком двухместном купе.
— Гос-по-ди! — тихонько проговорила я, еле сдерживая рвущуюся наружу радость. — Неужели я поеду в Москву!
Сложила ладони на груди, подняла глаза и увидела щиток. Конечно, это был он. Всякие там рукоятки, круги с измерениями и стрелки.
— Не дурачься, а лучше посмотри на эту штуковину, — протянул Борька руку к рычагу или, кажется, рубильнику.
— Не трогай! — крикнула я. — Как дернет, так будешь знать.
Борис усмехнулся.
— Там внизу, под вагоном, должна быть динамо-машина, — снисходительно заговорил он. — Видишь, стрелки как мертвые, не шевелятся. А вот когда на шкив машины наденут ремень и она заработает…
— Все равно, без дяди Феди не надо ни к чему прикасаться, — заявила я и вдруг почувствовала себя хозяйкой в этом маленьком купе. Взяла лежащую на скамейке тряпочку и начала старательно вытирать окно, потом столик, затем, сдвинув Борьку, саму полку и даже стенку над ней.
— Поостерегитесь-ка!
Дядя Федя стоял в проеме двери — большой, широкоплечий. В грязных руках держал ключи и проволоку.
Борис поспешно протиснулся в коридор, а я вжалась между столиком и полкой. Дядя Федя зашел, мгновенно заполнив все купе, — я уже не видела ни двери, ни Борьки, — поднял сиденье и бросил в ящик инструменты. Порылся там, нашел что нужно, и так же молча вышел. Вагон чуть качнулся — это дядя Федя спрыгнул с подножки.