Борис вопросительно посмотрел на меня.
— Ты вообще-то… знакома с ним?
Я не сразу ответила. Юрий Мартыныч показывал меня дяде Феде и велел учить на электромонтера. Дядя Федя сказать ничего не сказал, но головой кивнул. И, кажется, улыбнулся. Но, может быть, я и ошибаюсь.
— Один раз нас с ним познакомили, — сказала я и вздохнула. — Но почему он не разговаривает?
Борька вошел в купе, сел рядом.
— А может, он просто неразговорчивый? Бывают такие характеры. В душе добрый, а разговаривать много не любит.
Вагон качнулся, и я вздрогнула. В дверях показался дядя Федя. Борька снова удвинулся в коридор, а я вся вошла в стенку. Дядя Федя достал кусок пакли и стал неторопливо вытирать пальцы.
В коридоре осторожно кашлянул Борька. Я догадалась — он хочет что-то спросить. Лучше бы уж молчал.
— Скажите, во сколько отправляется поезд?
Ой, совсем сошел с ума! Ведь отлично знает — во сколько!
Дядя Федя повернул голову, будто удивившись, что тут кто-то есть, и, помедлив, ответил:
— По расписанию.
«Ну вот, добился!» — досадовала я на брата и, почувствовав, что больше так не могу, ринулась напролом:
— Дядя Федя, а что мне делать? Вы скажите, я все сделаю!
Вагон дернуло так, что в ящике забрякало. За окном поплыли мутные стены вагонов. Я поняла, что это маневры.
Дядя Федя, кашлянув в кулак, сел на скамейку. Борис посмотрел на часы — надо бежать в редакцию.
— Нечего тебе делать, — заговорил дядя Федя. — Все уже сделано… и так и далее…
— Теперь уж будешь в пути обучаться, — живо подхватил Борис и ободряюще улыбнулся мне.
— А вы кто ей будете? — спросил дядя Федя. — Братан, что ли?
— Да, — ответила я за Борьку и осторожно присела на скамейку. Подумав, поспешно добавила: — Между прочим, он работает литературным сотрудником в вашей дорожной газете.
— Во-он что, — протянул дядя Федя и вдруг оживился. — Взяли бы да прописали в газетке наше начальство, — быстро повернулся он к Борису. — Инструментов не хватает, за каждой гайкой вагонники гоняются. С одного состава воруют, на другой ставят, и так и далее… И у нас с ремнями то же самое получается.
— Я это имею в виду, — солидно кивнул Борис и достал пачку папирос. — Кроме того, я заметил, какой беспорядок на междупутьях. Если все это уйдет под снег… Прошу, курите! — Борька протянул пачку собеседнику.
— И уйдет! — энергично подтвердил дядя Федя, неловко вынимая папиросу большими пальцами. — Как пить дать — уйдет!
Они закурили. Я с наслаждением вдыхала запах табака, не отмахиваясь от него, как бывало дома. Мне вдруг стало так хорошо и покойно, что я чуть не положила голову на плечо дяди Феди.
— Очень приятно с вами разговаривать, но спешу в редакцию, — снова взглянув на часы, сказал Борис. — У меня еще одна статья не сдана.
Дядя Федя уважительно кивнул и, подобрав ноги, пропустил меня в коридор.
— До свидания! — протянул ему руку Борис, и дядя Федя пожал ее.
— Вы уж тут обучайте Таню, — смущенно проговорил Борька. — Она еще нигде, по сути дела, не бывала. Нынче только десятилетку окончила. В Москве совсем, наверно, растеряется…
— Ничего, попривыкнет, — сказал дядя Федя.
2.
Я открыла глаза от сильного толчка. С минуту лежала, ничего не понимая. Вокруг позвякивало, побрякивало, скрипело. А самое меня будто положили в корытце и тихонько покачивали из стороны в сторону.
Откуда-то веяло свежестью. Я повернула голову и увидела за окном серую, чуть просвечивающую мглу.
Вспомнила! Еду, еду, еду! В Москву еду!
Я так стремительно опустила голову, что чуть не слетела с верхней полки. Всмотревшись, увидела: дядя Федя, как был, нераздетый, спит лицом к стенке. Большое тело его, с круто согнутыми в коленях и бедрах ногами, покачивается от движения поезда. Руки переплетены на груди.
Вчера он сказал мне:
— Сиди тут, в купе, а я пойду надену ремень на динамо-машину.
Достал из ящика большой ремень, осмотрел, прощупал, подровнял ножом обмахрившееся место и ушел.
А потом началась посадка. Я встала в дверях купе, чтобы ничего не пропустить. Вот они, первые пассажиры. Вместе втиснулись в двери и поэтому никак не могут пройти. Двое мужчин и женщина с красным взволнованным лицом. Взяли бы чуть отвели плечи и пропустили ее. Нет, лезут все вместе. А сзади уже напирают, напирают, слышатся сердитые голоса: